Тамара Стоун - Если бы мы знали

– И?

Я снова наклонилась его поцеловать, и на этот раз он поддался. Его губы были теплыми и мягкими, и я в очередной раз подумала о том, как же мне нравится его целовать. Теперь жизнь наладилась, и я собиралась все оставшиеся сто двадцать два дня посвятить поцелуям – насколько это возможно.

Я подцепила его футболку и начала поднимать через голову, но Люк одернул ее вниз.

– Все в порядке, – прошептала я. – Она уже спит, честное слово.

Люк обнял меня за талию и прижался лбом к моему животу.

– Дело не в этом. Мне… мне надо кое о чем с тобой поговорить.

– Ладно. – Я провела кончиком пальца по его шее. – О чем?

Он забрался с ногами на матрас и прислонился спиной к стене. Я присоединилась к нему. Повисла тишина.

Наконец он заговорил.

– Я заходил к отцу Ханны. Дважды за эту неделю.

– Да? – Мне стало не по себе, словно я опять почувствовала тень предательства. Мы всю неделю провели вместе и часто обсуждали, кто может ему помочь, и Люк ни разу не упомянул пастора Жака. – Я думала, ты собирался записаться к врачу?

В прошлый вторник, во время Калетти-Спагетти, Люк наконец рассказал родителям про свою бессонницу и то, что по ночам смотрит видео и читает статьи про клиническую смерть, а не спит. Терапевт направил его к специалисту, который может вылечить Люка.

– Так и есть. Мама меня записала на следующую неделю. Знаю, тебе сложно меня понять, но я должен говорить и с пастором Жаком тоже. Он помогает мне во всем разобраться. Благодаря ему я чувствую себя лучше.

Мне хотелось сказать, что я все понимаю, но это было бы неправдой.

– В начале недели я попросил пастора Жака переслать мне все письма людей, которые посмотрели видео. Я стал на них отвечать. Они все еще приходят, и я сомневаюсь, что смогу ответить на все, но постараюсь. Я стал лучше спать. Ко мне вернулся аппетит. Когда я закрываю глаза, картинка уже не такая яркая, понимаешь? – Он постучал пальцем по виску. – И голова почти не гудит.

Я взяла его за руку и переплела его пальцы со своими. Он продолжил говорить:

– Сам не знаю, что я пытаюсь выяснить, Эм. Не знаю, пойму ли я когда-нибудь, что именно со мной произошло и важно ли это вообще. Не знаю, смогу ли я стать прежним, но мне важно об этом говорить, чтобы не сойти с ума.

– Замечательно, разговаривай с ним. И с врачом тоже. И со мной. Все будет хорошо, слышишь? – Люк промолчал, и я догадалась, что он еще не высказался. – Что такое? – спросила я, хотя была не уверена в том, что хочу услышать ответ.

Он опустил взгляд и снова поднял.

– Я решил уехать на лето.

Я выпрямилась и повернулась к нему.

– Куда?

– В Гватемалу. В миссионерскую поездку с мамой Ханны.

Я уставилась на него, не зная, что ответить. Он застал меня врасплох.

– Им нужен кто-то на весь срок, и я согласился. Буду работать с детьми, как делали вы с Ханной. Помогать ремонтировать дома, библиотеки, церкви. Стану частью общества, которое во мне нуждается.

«Я тоже в тебе нуждаюсь», – хотела я сказать.

– Я долго над этим размышлял. Обсудил с родителями. И решил, что поеду. В Денвере меня ждут не раньше двадцатых чисел августа, а в этой поездке я смогу отвлечься от… всего.

Он замолчал. На мгновение мне показалось, что он пригласит меня поехать вместе с ним, но я не знала, что бы сказала ему в таком случае. Мне хотелось провести лето с Люком, но не в другой стране в миссионерской поездке на три месяца. Я бы предпочла кататься по берегу на автомобиле, разбивать лагерь в интересных местах, прогуливаться до горячих источников, отдыхать в парке развлечений, спать под звездами, просыпаться с восходом солнца. Жуки меня больше не волновали. Я хотела провести лето с Люком, как мы и собирались.

Но он меня не пригласил.

– Ты меня бросаешь?

Он помотал головой.

– У нас еще есть остаток года. Выпускной, выдача дипломов…

– Но наша поездка отменяется. – Я взглянула на приколотую к доске над письменным столом упаковку из-под мятных конфет с нарисованной картой.

Часы у меня в голове начали набирать скорость, и минутная стрелка стала двигаться все быстрее и быстрее.

– Прошу, скажи, что хотя бы отчасти меня понимаешь, – попросил Люк.

Мне хотелось ответить «да», чтобы его не расстраивать. И я в самом деле понимала его – но отчасти. Я видела все интервью Люка, смотрела все утренние передачи, и то, как он рассказывал о произошедшем, наверняка вызвало слезы у многих зрителей. Он блистал на телесцене, и ему это, по-видимому, было необходимо. Хотелось бы мне, чтобы все получилось иначе. Чтобы ему было достаточно одной меня.