Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

В выходные я держалась, не желая показать свою слабость друзьям. Я скучала по Эмерику, моему телу его не хватало, я тосковала по нему, по его рукам, шуткам, его перепадам настроения и капризам, однако не имела права даже позвонить, чтобы получить свою кроху, кроху его присутствия. Мне бы так хотелось рассказать ему о доме и о моих планах. Внутреннее напряжение от постоянного ожидания звонка сводило меня с ума. Я сознательно уехала от него подальше, потому что чувствовала, что он от меня ускользает, не любит больше так, как должен был бы или, точнее, как я это себе представляла. Но запретить себе ждать я не могла. Когда речь заходила об Эмерике, я становилась такой слабой… У меня в ушах все еще звучали обидные, но справедливые слова Бертий: “Ты становишься глухой и слепой”. Она права. Но что я могу сделать?

Я легла спать ближе к полуночи, довольная, что выложила объявление. “Бастида” и раньше была на всех сайтах, мне оставалось лишь обновить сведения о свободных комнатах. Единственная серьезная правка касалась танцевального зала, который я не могла открыть гостям из-за его жалкого состояния. После всех уточнений мне оставалось только ждать. Я уже засыпала, когда телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть на постели. Я была удивлена, но не решалась поверить, что Эмерик наконец-то прорезался.

– Алло…

Я тут же разозлилась на себя за жалкие, просящие интонации.

– М-м-м… как у тебя дела?

Я села на кровати.

– Все отлично, – заговорила я более твердым голосом. – Твоя командировка проходит по плану?

Сохраняй спокойствие.

– Я мотался целый день, только вернулся в отель, чуть живой. Но все складывается удачно, я доволен.

Судя по его голосу, он действительно устал, но был удовлетворен сделанным.

– Прекрасно, теперь тебе будет легче.

– Ну да, а как ты? Греешься на солнышке?

– Конечно, здесь прекрасная погода, и мы с Матье даже наполнили бассейн.

– Отлично, то есть в программе – полное безделье.

В голосе явно прозвучал упрек.

– Скорее выздоровление… Сегодня я была у врача.

– Зачем?

– Мне надо пройти курс реабилитации.

– Да, действительно, я совсем забыл. Значит, ты пробудешь там до конца больничного, да?

– Ага, тем более что я попробую сдать комнаты.

– А это к чему?

– В доме нужно кое-что отремонтировать, и мне понадобятся деньги.

Я услышала, как он что-то недовольно промычал в трубку.

– Имение твоих родителей – финансовая дыра. Я вообще не понимаю, как ты и дальше будешь справляться.

– Твоя цель – подорвать мой моральный дух?

– Нет, прости, я понимаю, что это место тебе дорого, но боюсь, как бы ты не взвалила на себя неподъемную ношу, беспокоюсь о тебе. Почему ты не поговорила со мной, перед тем как принять решение?

И откуда столько наглости?! Он не дал мне ответить и продолжал:

– Это как с твоим отъездом! – Он занервничал. – Ты ставишь меня перед фактом.

Да что с ним такое? Он слетел с катушек, честное слово!

– Подожди-ка минутку… Ты издеваешься надо мной?

– Отнюдь! Говорю то, что думаю.

– Нет, это невероятно! Ты даже не поинтересовался, хорошо ли я доехала. Звонишь после полуночи и как ни в чем не бывало упрекаешь меня, что я скрываю от тебя свои планы! На всякий случай, если ты вдруг забыл: я не имею права отправить тебе даже закодированную эсэмэску, сообщить, что у меня новости и надо кое-что обсудить.

Он молчал несколько секунд, показавшихся мне вечностью, но слова, которые я услышала, были еще хуже его молчания.

– Послушай, Ортанс, я позвонил тебе не за тем, чтобы мы ругались. Пожалуй, лучше закончить разговор.

Меня охватила паника, я ведь четыре дня ждала, что он объявится, не может все так закончиться.

– Погоди, Эмерик… что происходит?

– В любом случае я валюсь с ног, а завтра у меня тяжелый день. Надо постараться поспать. Целую тебя.

Он закончил разговор. Я сникла, на глаза набежали слезы. Мне вдруг стало холодно, и я свернулась клубочком, как в детстве, проснувшись от кошмара. Теперь у нас не получалось, не повздорив, даже обменяться банальными фразами.

Прошло два часа, а я все еще не спала. Но слезы иссякли. Ночной столик завибрировал. Я схватила телефон.

Мне не нравится то, что с нами происходит. После твоего падения я тебя не узнаю. Мне тебя не хватает, и это сводит меня с ума, я люблю тебя. Э.

Как ему удалось всего в трех фразах предъявить мне и лучшее, и худшее, что есть в нем? Я убедилась, что он отдает себе отчет в трещине, пробежавшей по нашим отношениям, а также признает, что скучает по мне и любит меня. Но в то же время он нашел способ свалить на меня вину за травму, окончательно продемонстрировав неспособность взять на себя ответственность хоть за что-то. Не раздумывая ни секунды, я ему позвонила – никакого риска, он ведь в отеле. Сразу включилась голосовая почта. Мне оставалось только ждать, когда он снова соизволит позвонить. Волна ярости накатила на меня, моему терпению пришел конец.