Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Вы все неправы, — продолжал теоретик, — а я докопался до главного секрета.

— Ну? — мрачно спросил Арбуз.

— Секрет вот в чем: начиная с середины второй половины прошлого столетия у нас начинается интеллектуальный мор, восходящий из генетических глубин. И чтобы скрыть болезнь, большевиками в начале столетия была уничтожена евгеника. Этот мор — аненцефализм, то есть безмозглость. Как это произошло, откуда исходит, где заложено зерно и как оно возрастало, это еще предстоит узнать, если люди захотят докапываться...

— Захотят, — угрюмо подтвердил Арбуз.

— Впервые начало аненцефализма, его первые признаки были обнаружены Салтыковым-Щедриным, хотя тогда, как это часто бывает, на открытие никто не обратил внимания. Думали, шутит старик. Предтечей будущих аненцефалов является знаменитый на весь мир Органчик. Он, несмотря на нулевые или даже благодаря нулевым умственным способностям, дал — как это случается с вирусоподобными живородящими созданиями — неисчислимое и жизнестойкое потомство, которое, в конце концов, и захватило власть над нашим миром. Это потомство аненцефалов правит и сегодня, хотя мы называем их не нашими и будто не опасными словами, — бюрократ и партаппаратчик...

Депутат крякнул.

— Это что же? — вяло всколыхнулся Дювалье. — Мы все в разной степени аненцефалы?

Теоретик сочувственно причмокнул.

— А кто из нас, — не отступался Дювалье, — больший аненцефал? Есть у вас какая-нибудь мера, если вы, так сказать, аненцефализировали? Может, наша родная дамба? [2] идиотский по исполнению и замыслу проект в Санкт-Петербурге

— Ну, дамба — это побочный эффект аненцефализма, — объяснил теоретик, — так сказать, издержки безмозглости. Да и зачем вам мера аненцефализма? Чем восполните недостающие мозги? Компьютер вставите? А толку? Академия наук ставила опыты. У нас в Питере несколько заведующих отделами народного образования снабжены приборчиками...

— Аненцефалы кожей думают, — проснулся Гаутама, не любивший идейных противоречий и безыдейных споров и потому стремившийся примирить всех со всеми, хоть кошку с мышкой. — Поэтому аненцефалам надо чаще мыться... Тогда ноосфера сама гармонизирует их в соответствии с физическим развитием, — Гаутама посмотрел на банку у ног, допил кокосовое молоко и выбросил банку в окно.

Винт смачно зевнул. Прикрыв пасть ладошкой и хрустнув челюстью: незнакомые слова погружали его в гипнотическую сновидность, — как будто буквы все понимаешь, а в словах ни хрена не разобрать.

— И что ты предлагаешь? — спросил Арбуз непонятно кого. — Человек пошел против природы, вот она и выставляет загадки... Аненцефализм... Теперь и половое естество изменить — не проблема. Слушай, Винт, давай мы тебя бабой сделаем? Родишь несколько винтиков, машину построишь...

За спиной Гаутамы сгущались сумерки, серые и унылые. Свет в комнате не был включен. Винт, отсутствуя, смотрел на лица, — ни на одном не видел сильного желания, только вялость бесцельной механической работы, обкусанный пасьянс привычных мыслей, за ними не было ни прошлого, ни будущего, а настоящее само изымало себя из обращения за ненадобностью. Как будто они говорили о том, чего не было, или было, но происходило с другими людьми, какими-то дальними родственниками, что-то знакомое виделось в их лицах, то ли общее выражение уныния, то ли морщины лба, усиливающегося решить простенькую задачку, изначально поставленную для ярых энтузиастов с поползновениями к пустотелой фантазии, но все равно — все близостно, и даже если задача не решается, но зато радует тусклый оловянный блеск в глазах и спертость восторженного дыхания в груди, и некоторая нервность движений, и быстрота неразборчивых слов. Винт понимал это, но объяснить не мог, и оттого ему было приятно: если что-то кроется во тьме, это может быть очень хорошим.

— Аненцефалы, — услышал он твердый ровный голос теоретика, — они биологически склонны к социализации, потому что именно ум делает человека индивидуальностью, и в этой социализации безмозглых — причина образования классов, партий, кланов, союзов, ассоциаций, корпораций и всякое такое. Марксов призыв «пролетарии всех стран, соединяйтесь» обозначил лишь половину проблемы. Великий немецкий еврей был хитер и мудр, как сто тысяч хасидов. Он видел рост аненцефализма, осознавал его угрозу и совершенно правильно угадывал тенденции образования коллективного разума из остатков индивидуального ума.