Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Кого же вы предпочитаете — левых или правых?

— Ни тех, ни других.

— Отлично, сеньор Кастальс. Вы откровенный анархист. Тогда что вы думаете о президенте Соединенных Штатов?

— Ничего не думаю. Нас не знакомили.

— Понимаю, сеньор Кастальс. Вы хотели бы познакомиться с этим достойным человеком?

— Я этого не говорил.

— Естественно. Ваша скромность понравится читателям нашей газеты. Благодарю вас. Теперь вопрос к вам, Старина. Что вы предпочитаете, — кружку холодного пива в жару или зонтик в дождь?

— Я останусь дома и буду пить горячий чай, — ответил я. — А почему вы ходите вдвоем?

Черноволосый рассмеялся:

— Мы всегда ходим на пару: я пытаюсь сбить собеседника в разговоре, а Сэм фиксирует весь антураж. У него потрясающая интуиция и сверхъестественная зрительная память. Он напоминает даже то, о чем вы сами не догадываетесь. Не так ли, Сэм?

— Так точно, — неожиданным басом прогудел рыжий. — У Старика сзади на брюках расстегнулись подтяжки.

Я коснулся пальцами поясницы: подтяжки были расстегнуты.

— Молодцы, ребята, валяйте дальше.

— Духовный источники вашего творчества, — Гитлер или Сталин?

— Ни тот, ни другой. Мой духовный наставник — блаженный Августин, который в молодости был манихеем, как и я в зрелом возрасте, а они все дуалисты, и были убеждены, что задача человека — содействовать торжеству света, владычеству добра.

— Вы возлагаете на себя божественную роль — различать и указывать, где добро и где зло?

— Нет, скорее Господь исполняет мою человеческую роль и постоянно смешивает эти два понятия — добро и зло.

— Кого вы включите в первую десятку самых выдающихся писателей современности?

— Самые выдающиеся писатели современности — это я, затем Жак Шарпантье, четверо остальных, здесь присутствующих, затем любовник моей жены Гришка Сидоров. Дальше можете называть кого угодно.

— Четверо остальных, — повторил за мной черноволосый и осклабился в плотоядной улыбке. — Значит, кто-то здесь присутствует дважды. Благодарю вас, Старина. Теперь вопрос к вам, герр Гроссер. Кто вам больше по вкусу, блондинки или брюнетки?

— Крашеные.

— Отлично. Ваш ответ мы пустим на рекламу парфюмерии. Что вы думаете о стиле современной литературы?

— За меня сказал Бюффон: стиль — это человек.

— Бюффон — фабрикант нижнего белья?

— Нет, верхнего.

— Превосходно, герр Гроссер. Как к вам относятся читатели и читательницы?

— Читатели — завидуют, читательницы — ненавидят.

— Тогда в чем секрет вашей популярности?

— У тех и других я питаю их отрицательные эмоции.

— Значит, современное общество вас устраивает?

— Вполне. Но я его не устраиваю.

— Благодарю, герр Гроссер. Теперь вопрос к мадемуазель. Ваше имя?

— Пенелопа-Джесси.

— Что вам больше нравится — жить по-писанному или писать по-пережитому. — Я предпочитаю мечтать о том и другом.

Черноволосый готовился выпустить короткую очередь скользких вопросов, чтобы сбить уверенность Джесси, но я его прервал:

— Послушайте, как вас там, оставьте девочку в покое. Я уже говорил, что самый великий писатель из ныне живущих — это я, поэтому обо всем, что касается литературы, у меня и спрашивайте. Вам понятно?

— Понятно, — ответил черноволосый с мгновенной, насторожившей меня готовностью. — Скажите, Старина, кто такой Жак Шарпантье?

Ну вот, они хотят добраться до Nicolette. Мало им всех остальных, чей ум и талант они высосали.

— Об этом писателе я делал доклад на минувшей конференции. С подробностями можете ознакомиться в тексте, который, вероятно, лежит в кармане вашего пиджака.

— Вы правы, лежит, — спокойно согласился черноволосый, — но моим читателям интересно услышать от вас еще что-нибудь об этом писателе.

— Пожалуйста. Шарпантье — молодой француз, открывший совершенно новую форму литературной прозы, и если судьба даст ему сил, таланта и времени, он произведет революцию в искусстве слова.

— Вы можете устроить пресс-конференцию или хотя бы интервью с Жаком?

— Нет, это исключено. Все его интересы — текстовые формы, издательские гонорары, рекламу и все остальное представляю я. Это юридически оформлено и обосновано.

— Чем вы объясните, — спросил черноволосый, — что никто, будто это второй Травен или Буасси, не видел его в лицо и не видел фотографии?

— Ничем, кроме того, что Жак живет уединенно и не любит фотографироваться.

— Может быть, под именем Шарпантье скрывается кто-то из современных маститых? Может быть, вы сами?