Игорь Адамацкий - Птицелов

А осенью Бориса арестовали. [53] Вся эта история (арест Б. Вайля) подробно описана в его книгах и других изданиях.

Когда я спустился в ночлежку, дверь оказалась закрытой. Обошел на улицу посмотреть в окно: там шустрили следаки. Вернулся, постучал в дверь, открыли. Человека, кажется, четыре, работали с воодушевлением. Присутствующие ночлежники отпускали издевательские комментарии. «Засланный казачок» присутствовал тут же. Незадолго до этого он появился как студент и через день после обыска исчез. Это понятно: лучше стучать, чем перестукиваться.

Через несколько дней меня привезли в ихнюю контору на черной «волге». Допрос велся до самого вечера, плотно, так что в глазах моих метались почему-то зеленые звездочки. Мне предъявили письмо в Курск об аресте Бориса и его показания. Два следователя, один за столом передо мной, другой — курсант? напарник? — поодаль через четыре стола у стены. Он не сказал ни единого слова. Даже не хмыкнул. Сдержанный или неграмотный?

Разговор был вязкий. Я принес с собой УПК [54] Уголовно-процессуальный кодекс. , малоформатная толстенькая книжка, очень удобная для наружного кармана. Увидев много торчащих закладок, следователь удивился:

— Зачем это? Заранее готовились?

— Я студент, и хочу все знать. На всякий случай.

Сначала речь зашла о выставке Пикассо в Эрмитаже. По поводу выставки и имени автора, где ставить ударение в испанском, и следователь то и дело отходил к книжному шкафу — со справочниками в углу у двери, чтобы уточнить правильное имя автора, и о его работах, и вообще об искусстве. Вполне интеллигентная беседа двух любезных особей. Потом началась дискуссия по толкованию на УПК. Очень муторная беседа. Через пять часов я сказал:

— Я хочу есть.

Он повел меня наверх. Между этажами была металлическая сетка. От супа я отказался, но большой отбивной шницель с жареным картофелем я помнил долго.

Потом мы продолжили еще часа на четыре. Потом мы продолжили еще часа на четыре. Орловского [55] Эрнст Семенович Орловский (1929–2003) яркая энциклопедическая личность, я помню его с особенной теплотой. я не упомянул.

В разговоре следователь пробросился:

— Мы можем поменять Вайля на вас и тогда вы станете обвиняемым.

— Как вам угодно, товарищи. Тогда у меня появятся дополнительные преимущества в процессе.

Затем — по делу — я еще раз полистал показания Бориса сказал, что все подписи поддельны.

— Как?!

— Так. Обыкновенно. Подделали. Вы это умеете. Давайте очную ставку.

Очная-воочная состоялась. Борис был вроде как спокоен, сдержан как всегда. В ночлежке он иногда шутил: «Не трогайте старого больного еврея!». [56] На момент ареста ему не было 18-ти.

Теперь же был и не стар и не болен. Похоже, его и не пытали. И на том спасибо.

Он сказал: «Подпиши».

Еще одна встреча состоялась во внутренней тюрьме КГБ. Прощаясь, мы пожали друг другу руки. У меня между пальцев оказалась тонюсенькая свернутая бумажка. Дома я развернул два папиросных листочка. На одном было послание его девушке с чудесной фамилией Треска. Его читать я не стал, на другом — посвящение мне:

Однажды в письмах он прислал с зоны такое...