Валерий Попов - Нормальный ход [Повести, рассказы]

Ну почему, почему он может быть таким важным? И почему я не могу быть таким?

Я иду по улице, но чувствую, что не могу успокоиться, что руки и ноги у меня еще дрожат.

Ну, если уж посещения парикмахерской так переживать!

И, наконец, я вхожу в телеателье, вижу того, что приходил ко мне, и неожиданно уже радуюсь ему как родному.

Все-таки хоть человек веселый.

— А-а-а, — весело говорит он, — все-таки выследил, куда мы аппарат твой привезли?

— Да уж... выследил! — так же весело отвечаю я. — Ну, — говорю, — может быть, дадите теперь квитанцию?

— А зачем тебе квитанция?

— Чтобы телевизор получить! — весело говорю я.

— А зачем тебе — телевизор? — весело говорит он.

«И действительно, — думаю я. — А зачем мне телевизор?»

— Да! — вдруг кричит он. — Слушай! Если тебе ремонт квартиры надо сделать, есть у меня один адресок, могу дать!

Быстро, возбужденно он отрывает угол у постеленной на столе газеты, быстро пишет на нем.

Я долго, униженно благодарю. Потом почему-то бережно складываю этот клочок и кладу его в портмоне, где храню самые ценные бумаги.

В конце концов, если я очень уж буду настаивать, ничто не помешает ему выдать квитанцию, починить телевизор и вернуть его мне со словами: «Ну ты и зануда! За сколько лет такого не встречал!»

И неловкость этого момента заранее угнетает меня.

Потом я еду домой в автобусе и ловлю себя на том, что бормочу:

— Что за дела? Что, вообще, за дела?

тром уборщица стирала со стекол касс отпечатки потных лбов, пальцев и губ. Человек (именуемый в дальнейшем — автор) вышел из холла аэропорта и увидел студийную машину.

...В ущельях, как сгущенка, был налит туман. Когда машина въехала в белое летящее облако, автор вздрогнул. Они ехали в тумане долго, потом туман стал наливаться алым, и далеко внизу, на неразличимой границе воды и неба, появилась багровая горбушка, стала вытягиваться, утоньшаясь в середине, как капля, разделяющаяся на две. И вот верхняя половина оторвалась, стала круглой, прояснилась рябая поверхность моря, стало далеко видно и сразу же очень жарко.

С левой стороны шоссе показались окраины южного городка: темные окна, закрытые металлической сеткой, особый южный сор на асфальте, пышная метла с мелко торчащими листиками.

С болью и наслаждением разгибаясь, автор вылез из машины. Из гостиницы вышел директор картины, деловито потряс ему руку и усадил обратно. Они поехали назад — среди зарослей ядовитой амброзии, мимо теннисного корта на крутом склоне...

Автор, вообще-то был человеком бывалым, объехал множество концов, вел довольно разудалую жизнь, но почему-то до сих пор робел перед такими людьми, как директор, и всегда, сжавшись, думал, что у них, конечно же, более важные дела, чем у него, хотя, казалось бы, единственным делом директора было обеспечить съемки фильма по его сценарию, но это только на первый взгляд.

— Скреперов нет, бульдозеров нет! — яростно говорил с переднего сиденья директор.

«Но у меня же в сценарии нет никаких бульдозеров», — думал автор.

— В общем, жизнь, как говорится, врагу своему не пожалею! — сказал директор.

«Где это так говорится?» — в смятении подумал автор.

Директор продолжал жаловаться сиплым своим голосом, причем ясно чувствовалось, что всякий там сюжет, художественные особенности и прочую чушь он считал лишь жалким приложением к его, директоровым, важным делам.

По крутому асфальтовому спуску они съехали на грохочущие камни, потом на съемочную площадку.

Тонваген и лихтваген стояли в лопухах. Высоко торчал съемочный кран, и люди в майках закладывали в него тяжелые ржавые противовесы. Вся остальная группа недвижно лежала в лопухах.

Автор поначалу не решился спросить, в чем дело, боясь опозориться, но, когда прошло часа два, он сел на корточки у распростертого оператора:

— Встанем?

— А зачем? — не открывая глаз, ответил оператор. — В столовой мы уже были... В море мы уже купались...

— А... снимать? — сказал автор, на середине слова уже чувствуя, что говорит глупость.

— Может, ты умеешь без солнца? Давай! — сказал оператор, открывая глаза.

Автор посмотрел вверх. Солнце действительно было закрыто легкой дымкой.

Минут сорок автор бродил по съемочной площадке, непрерывно нацепляя репьи, потом спрыгнул с невысокого обрывчика на оранжевый пляж, заросший мелкими ярко-зелеными лопухами. В лопухах бродили кошки с неожиданно умными глазами.