Валерий Попов - Жизнь удалась [Повесть и рассказы]

После завтрака мы уютно уселись в автобус.

Национальная галерея — великолепный Тернер! Потом Тэйт-галлери — прекрасные импрессионисты!

После обеда автобус вынес нас из Лондона. Мелькали широкие зеленые поля с редкими стадами овец, иногда, почему-то, павлинов... Машин навстречу попадалось очень мало, особенно грузовых. И снова — зеленые травяные поля, пустынное шоссе. «Ш-ш-ш!» — пронесется легковая, и опять тишина.

Англичане вообще, как я заметил, отнюдь не выставляют наружу процесс производства, не упиваются им, как это делаем мы, наоборот, скрывают его, и кажется, что существует лишь результат.

Чистый красивый Оксфорд... Студент в шлепанцах, по-домашнему, зашедший в церковь и заигравший вдруг на органе.

Но главное наслаждение, таясь и дрожа, я готовил себе на вечер: пойти по Лондону, самому выбирая маршрут, заворачивая, где я захочу!

После ужина я вышел из отеля и, постояв, свернул влево. Вскоре я оказался на главной торговой улице Оксфорд-стрит. В сумерках зажигались названия, зеленые — магазинов «Вулворт», красные — «Маркс и Спенсер».

Сплошные магазины без дверей, точнее, без уличной стены. Входишь прямо с тротуара — обдает теплый сухой ветерок, под ногами пружинит толстый ковер. Фурычит где-то тихая музыка, и повсюду над головой висят джинсы (один мой знакомый именно так и представляет себе рай).

Пройдя эту бесконечную улицу магазинов, я вошел в паб. Красный ковер под ногами, мягкие диванчики, над стойкой длинный ряд перевернутых разноцветных бутылок, закрытых крантиками.

Посреди ковра лежала чья-то огромная собака, и никто ее почему-то не бил мокрой шваброй, не гнал.

...Перед отъездом сюда я читал у одного очень хорошего нашего писателя про Лондон. Он там описывает сначала, как они с другом в свободный день поехали на поезде в какую-то деревушку, где, как было известно, в маленькой лавочке шьют какие-то особо замечательные фуражки. Целый день они ехали туда, но лавочка оказалась закрыта — воскресенье.

После этого, проезжая в метро, он высунул голову наружу и чуть было не был задушен дверьми вагона.

Все это очень драматично, но относится лишь к самой личности этого писателя, — к Англии, как я тут понял, отношения это не имеет. Основная идея их жизни, как мне показалось: не драматизировать.

...Я свернул на широкую аристократическую Парк-лейн: белые дома с мраморными колоннами, — вдали от тротуаров, за деревьями. Чистые, сдержанно освещенные магазины. За тротуаром бесшумно двигались в несколько рядов красные огоньки машин, дальше темнел прохладный простор Гайд-парка.

Потом я вышел на Пикадилли-стрит и, как старый лондонский сноб, подумал: «Как вульгарны все же эти торговые улицы!»

...На следующее утро обнаружилась маленькая катастрофа. Я настолько привык к нашему автобусу, настолько он казался мне домашним, уютным, что накануне я оставил там шарф и кепку.

После завтрака на площадке перед гостиницей я увидел, что автобус другой.

Но водитель остался прежний, и я долго толковал ему о своей пропаже.

— Я вонт ту сии май кеп! — я делал рукой кольцо вокруг головы.

Шофер Кристофер, подтянутый, седой, сразу же улыбнулся, как улыбаются все англичане, когда к ним обращаешься, радостно, поощрительно, словно заранее одобряя то, что ты только собираешься еще сказать... Но меня он не понял... Ладно уж! Пусть остается кепочка им. Говорят, они испытывают экономические трудности... Пускай!

Я не поехал на экскурсию, решив самостоятельно посетить места, о которых все мы так много слышали: Челси, мост Ватерлоо.

Я вошел в метро. Кроме эскалаторов, в лондонском метро можно спуститься еще на лифте, и, когда долго спускаешься в тесном темноватом лифте, становится страшно, начинает ощущаться глубина земли, ее тяжесть.

Метро английское на наше абсолютно не похоже, а похоже на лабиринт. С одной и той же платформы, но на поездах разного цвета можно уезжать по разным линиям. Я долго изучал план, потом вошел наконец в серебристый вагон с поперечными диванчиками. Дверцы со стуком закрылись. Вместе со мной вошли две женщины — мать и дочь. Они тоже изучали план и поняли, что сели не на ту ветку. Они стали хохотать и хохотали до следующей станции. Да, запас оптимизма у них изрядный!

После метро я зашел в художественный магазин и был ошеломлен: все любимые мои художники едва ли не в подлинниках! Боттичелли! Руссо!.. Еще какой-то художник, которого я до этого видел только во сне.

Потом я гулял в Челси, — по улицам летали желтые листья.