Володя молчал, стиснув зубы.
Мы хотели вылезти, но в этот момент он резко рванул... В машине было нагрето, жарко. Радужные кольца играли на стеклах. Солнце поблескивало в соснах.
Гнал он в этот раз еще быстрее, срывая злобу.
Вот мы обогнали наш автобус, и тренер Гурам Захарыч покачал через стекло головой.
«Все! Звездная болезнь! И эти тоже!» — очевидно, промелькнуло у него в мозгу.
— Володя! Не надо! Останови! — Лена умоляюще хватала нашего замечательного виртуоза за плечи, но этого он и добивался. Сощурив глаза, сжав в зубах мундштук, он наращивал скорость. Лена смотрела на него с ужасом и восхищением.
Чертик, несмотря на все это великолепие, дремал в углу, стуча головенкой. Я тоже, наблюдая эту драму, с трудом боролся со скукой и дремой.
На повороте все случилось по программе. Мы неожиданно вылетели на промоину — глубокую земляную яму с тающим снегом, солнцем, водой, нас закидало по сторонам, и машина, по-коровьи подняв зад, прыгнула.
Слава даже зевнул от тоски — так все это было неинтересно и глупо!
Мы очутились в навозной яме в безопасности и тепле, и, когда сознание — в основном через запах — стало к нам возвращаться, мы понемножку захихикали и вскоре были охвачены сначала безумным, а потом вполне нормальным смехом!
Машину удалось вытащить и тут же на станции поправить и помыть, но каково было Володе, приготовившемуся к красивой смерти, окунуться в такую некрасивую жизнь!
На вечер намечался крупный спортивный банкет, а до вечера мы успели еще позагорать — у той стенки, где не было ветра.
Вечером в прекрасный деревянный ресторан набились все наши, да еще по случаю воскресенья было много людей с горячими от солнца лицами.
Попав наконец в привычную обстановку, Чертик оживился и, подхватив Лену под бока, умчал в танец — по этой части Чертик у нас большой мастак. Потом привел разгорячившуюся Лену обратно и снова умчал. Танец стал общим. В горячей толпе я с удивлением увидел нашу официантку, бешено танцующую с блокнотом в руках! Тут произошла одна важная встреча для Славы...
Когда нужно было ехать на сборы, он долго мучился, потому как собирался защищаться, а оппонент его исчез. И именно здесь, в этой горячей толпе, Слава увидел своего оппонента, отплясывающего как раз с официанткой, — присядкой подлетел к нему и в вихре танца обо всем договорился.
Когда Слава, вернувшись, рассказал об этой удивительной встрече, Володя еще больше окаменел.
— Так! Легко вам все дается!
С Леной он вел себя по-хамски, очевидно, хотел превратить ее в гору, согласно легенде.
Снова захотелось повеситься, и, ошалев от тоски, мы ушли.
Эту ночь, в отличие от предыдущей, проведенной на полу, спали фактически на потолке, забравшись на второй ярус, — номер наш был уставлен двухъярусными койками. Я лежал на самой границе зимы, — за стеклянной стеной освещенные луной елки. Потом я заснул, и проснулся от стука. Было еще темно...
Один знакомый медик мне говорил, что самое плохое состояние организма — перед рассветом. Да тут я еще проснулся внезапно — сердце колотилось сильно, наискосок, голова шальная, во рту горький налет. Было почему-то тревожно, страшно — мозг еще не проснулся и не успел навести привычный порядок.
Я быстро оделся и выглянул в коридор. В коридоре стояла Лена.
— Ерунда какая-то, — шепотом заговорила она. — Володька отвезти меня хотел на аэродром... Стучу, стучу — не открывает!
Показались заспанные ребята, и втроем мы стали барабанить. Наконец высунулась башка.
— Володя! Надо ехать! — прошептала Лена.
— Что, не знаешь? — сказал Володя. — Бензина нет! Проездили с твоими дружками!
— Что же делать?
— А я знаю? — сказал Володя.
Он явно торжествовал. Победитель!
Лена села в темном коридоре на чемоданы. Слава, человек прямой, но слабый, обычно переводит все в шутку, но тут, блестя очками, резко ударил в голову, торчащую из дверей и похожую в желтом свете луны на тыкву.
— Та-ак, — горько усмехаясь, сказал Володя. — Трое на одного? Браво!
— Пожалуйста! — сказал я. — Мы с Чертиком можем драться друг с другом.
— Прости, Володя! — сказал Слава. — Но при всем уважении...
Лена уже обхватила Володину голову, кричала нам, что мы его не знаем, что мы не представляем себе его тяжелого детства... Посыпались обвинения — в эгоизме и холодности, и почему-то в снобизме.
Мы все выслушали, зевая, — нам-то был известен конец этой драмы. В результате мы, холодные снобы, сказочно обеспеченные дети механиков, тащили кофры нашей дамы на остановку.
Читать дальше