Валерий Попов - Что посеешь...

Наконец окончательно все дела сделаны, пора ехать. Спрашиваю у местного начальства насчёт транспорта. Мне говорят: «Послезавтра на станцию Туркестан пойдёт караван верблюдов — ранним утром приходи на центральную площадь». Пришёл я в назначенный срок на площадь, гляжу, лежат верблюды в пыли, с невозмутимым видом жвачку жуют — нижняя челюсть медленно так двигается слева направо, справа налево, — а вокруг них страшный гвалт стоит — погрузка идёт! — какие-то споры, чуть ли не драка. Разыскал наконец в пыли начальника каравана. Так и так, говорю, надо ехать. «Билет бери!» — он так отрывисто мне говорит. «Билет?! — говорю. — На верблюда?» — «А ты на чём ехать хочешь?» Пошёл я — и действительно, разыскал такую зелёную будочку на краю площади, купил билет. Как сейчас помню: билет на верблюда, тридцать рублей!

Стали тут верблюдов нагружать, привязывают канистры, мешки — равномерно с обеих сторон, чтобы уравновешивалось. Нагружают буквально гору — верблюда под ней почти и не видно, только голова торчит и с тем же невозмутимым видом жвачку жуёт. А вокруг него шум, суета ещё больше усиливаются. На меня никто и не смотрит. Понимаю: сейчас поднимется караван, уйдёт, а про меня никто и не вспомнит. Я забегал, засуетился, потом полез на лежащего с краю верблюда, и вовремя, как оказалось: верблюдов как раз поднимать начали. В ноздри у них такая палка насквозь продета, с узлами на концах, чтобы палка не выскочила, — и вот караванщик хватает за эту палку, дёргает, наконец верблюд неохотно встаёт — и сразу ты поднимаешься на огромную высоту! Причём сначала верблюд, неожиданно для меня, на задние ноги поднялся — я поехал вперёд, еле ухватился, потом на передние встал — я поехал назад. Наконец приспособился, гляжу на всё уже с высоты. Караванщик берёт верблюда за палку, продетую в ноздри, ведёт к стоящему впереди верблюду и привязывает палку верёвкой к хвосту переднего верблюда — так составляется караван.

И наконец — закачались, поехали. Верблюд медленно идёт, словно спит на ходу. И качает непрерывно, как в лодке. Скажу тебе: ничего на свете нет более выматывающего душу, чем езда на верблюде. И пейзаж вокруг один и тот же: пустыня день за днём. Солнце палит, караванщики покрикивают на верблюдов. У караванщиков ружья за плечами — это ещё тридцать третий год шёл, басмачи иногда нападали на караваны. Но в этот раз обошлось, ехали нормально, хотя выматывала эта поездка страшно. Останавливаются наконец, верблюдов пускают пастись в кусты колючки — жуткое растение, только верблюды и могут его есть, приспособились. А я тут падал на землю и лежал. Понял тут, какое это счастье — просто лечь на землю и полежать распрямившись. Казахи тем временем в огромном казане воду греют. Потом посылают ко мне мальчишку, тот кричит: «Шай!» (то есть «чай»). А было у меня на весь путь три сухие лепёшки. И вот оторвёшь половину лепёшки, тебе нальют в кружку кипятку — и вся еда за день! Измучился, проголодался. В общем, когда доехал я до станции Туркестан и в поезд сел, да ещё на верхнее лежачее место устроился, только тут понял я, какая замечательная это вещь — цивилизация, с её благами!

И много ещё похожих поездок было. Особенно запомнилась мне поездка в Аулетай — далеко это, на самом краю Казахстана, возле границы с Киргизией. Послали меня туда с заданием — организовать и провести посевную. А местные жители, надо сказать, на протяжении многих веков почти исключительно скотоводством занимались. И вдруг — сеять! Почти незнакомое для них дело. И вот приезжаю я в Аулетай. Ранняя весна. Крестьяне местные сидят на мешках с зерном и сеять явно не собираются. «Рано ещё!» — мне говорят. Тут вспомнил я лекции Тулайкова по основам засушливого земледелия. Учил он нас в условиях жаркого климата влагу в почве беречь: как можно раньше взборонить почву, чтобы разрушить в ней трубочки-капилляры, по которым влага испаряется напрасно, — и сеять. Говорю местным жителям: «Надо начинать!» Они говорят, хитро сощурившись: «А дашь расписку, что это ты приказал?» Задумался я, но всё же чувствую: моя правда. А червячок во мне какой-то пищит: зачем это нужно тебе — так рисковать? Пусть сеют, когда хотят, — с них тогда и спрос. «Ну нет уж, — думаю, — человек, который решения никакого не может принять, сам превращается в жалкого червячка, а я специалист — не зря меня учили четыре года!» «Сейте!» — говорю и пишу им расписку: что сев в такие-то сроки произведён по моему распоряжению. Уехал и долго ещё боялся: что будет! И вдруг осенью уже приезжает человек из Аулетая, специально разыскивает меня и говорит мне: «Ну, тебя там вспоминают всё время! Надо же, говорят, такой молодой, а такой умный и смелый! Урожай там вырос, какого никогда не видели в здешних краях!»