Валерий Попов - Разбойница

Мы остановились у величественного жёлтого особняка, поднимающегося за небольшим сквериком с клумбой.

Какие-то скверные ощущения вдруг появились откуда-то, сердце упало, заколотилось где-то внизу. Он галантно высадил меня, подвёл к роскошной парадной, сбоку от неё сияла табличка: «КОЖНО-ВЕНЕРОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСПАНСЕР»!

...Пока пытаюсь прийти в себя, расскажу дальше про свою квартиру. Папа Турандаевский, выдавая меня замуж, говорил покровительственно:

— Если что случится, помни, дочурка, у тебя всегда есть запасной аэродром!

Хотя сам к появлению этого аэродрома имел отношение самое косвенное, и, как только мама его бросила, сам с него улетел.

Правда, время от времени устраивал разные шутки. Однажды я пришла поздно и услышала гортанные южные голоса. Оказывается, почувствовал тягу к предпринимательству, сдал квартиру цветочным торговцам. Войдя, я увидела, что вдоль комнаты протянуты веревки и с них свисают сотни лиловых ирисов, головками вниз. Цветы, к счастью, продукт нежный, поэтому я провела с ними всего одну ночь...

Так что же случилось? Откуда — диспансер?

За Гамбург я ручаюсь: там нас курировал веснушчатый Отто, за его скрупулёзность спокойна.

Что же потом?.. Вся чёткость в голове вдруг размылась... Первый признак упадка духа... Тоска!

Снова, значит, влезать на «женское распятие», медленное введение холодного зеркала, которое там раздвигается. Потом — соскрёб «ложечкой».

Так что же случилось?

Придерживая тяжёлую дверь короткой ручонкой, Паншин галантно приглашал войти.

Да, внутри этот дворец уже не сверкал роскошью, был перегорожен клетушками (ввиду особой интимности этого заведения), и роскошь была видна только в остатках лепнины на потолке. Единственным украшением на уровне глаз были подсвеченные изнутри цветное фотографии на стекле с различными язвами на наиболее чувствительных участках кожи: ...мягкий шанкр... твердый шанкр... За границей я такой красоты не видела.

Александр подвел меня к красивой белой двери в разных завитках, перед ней был даже вроде бы зал с огромными окнами и зеркалами.

«Главный врач А.А. Белостоцкий»!

Ого!.. Почёт!

Ну, Алёна, держись!

Хотела стать холёной Алёной, сделалась солёной Алёной... то ли ещё будет? Держись!

Он снова галантно распахнул дверь...

Никакого Белостоцкого там не оказалось. За красивым резным столом, под красивой ню в роскошной раме сидели и выпивали кореша: Ечкин, Варанов, Несват.

— Ну? Испугалась? — добродушно воскликнул Несват.

Все весело заржали...

Хорошая шутка.

— Мой мозговой трест! — торжественно отрекомендовал их Паншин.

Да-а... судя по шутке, трест мощный.

Тут дверь распахнулась, и появилась ещё одна частичка этого мозга — Виктория Королёва! В руках она несла пачку каких-то пожелтевших медицинских бумаг.

— Нет ничего, Александр Данилыч, — сокрушённо проговорила она. — Вот только Постановление Совета Народных Комиссаров от тридцать шестого года о передаче здания на баланс Управления лечебных учреждений. До этого — ничего.

Все подавленно замолчали. Только главный глядел орлом.

— Видала? — он указал на холодный белый камин в углу, над которым в белом мраморе сплелись две буквы «АП». — Аристарх Паншин, мой прадед! — горделиво произнёс он.

— Видала, — ответила я.

— В общем, займись этим делом, — небрежно говорил он в машине.

«А интересно, другие дела можно оставить?» — чуть не спросила я.

— ...пошукай там по разным архивам... должны быть бумаги... сто лет владели дворцом! — он горделиво откинулся.

— Хорошо, — кротко ответила я.

Я уже вспомнила, что наша сексотличница Алка Горлицына — учебный секретарь, как мы с ней шутили, Исторического Архива...

— Реституция! — он поднял короткий пальчик. — Возвращение истинных ценностей их владельцам! Скоро начнётся — имею сведения!

— Только можно без мозгового треста? — попросила я. Он довез меня до конторы и, дав газу, умчался вдаль.

...А мы-то думали — вендиспансер!

Я вошла в офис уже абсолютно спокойной.

В этот день твёрдо решила поговорить с Томой обо всём. Я уже истратила две с половиной тысячи баксов своих на оформление наших путёвок (и эти бабки, похоже, никто не собирался мне возвращать), зато мне неконкретно, но очень настойчиво предлагалось работать налево.

Когда звонил очередной клиент, рвущийся в Париж или Рим, Тома поднимала трубочку и произносила ласково:

— ...Полностью одобряю ваши планы... но знаете, у нас очень дорого — советую обратиться вам в «Селену»... или «Феникс»... Телефончик? Одну секундочку...