Валерий Попов - Очаровательное захолустье [Повести]

— Поехали, — вяло сказал Богун и вышел, стукнув дверью.

На ощупь нашли автобус. Влезли в него. Молча расселись. Тихо задребезжало.

— Просьба пристегнуть ремни! — рявкнул Жоз, и все неуверенно хохотнули.

Самым правильным, конечно, было остаться. Все это понимали... но почему-то все послушно поехали. Завывание мотора, тихое, осторожное, то выныривало, то куда-то проваливалось. Вдруг пролетело «окно» — и лучше бы оно не пролетало: все увидели, что мы катимся по краю пропасти с еле видной пенистой речкой на дне.

Все рванулись в эту сторону — поглядеть, так же дружно испуганно отпрянули.

— Сидеть... твою мать! — рявкнул водитель.

И слева «окно» показало пропасть! В обычную погоду это привычно... но сейчас!

Вдруг все явственней стала проявляться какая-то гирлянда — словно повесили в облаках огромную елку. Прояснялось: скопление машин! Что случилось? Мы въезжали в «гирлянду»... Пожарные! «Скорые помощи»! Все ринулись к правым окнам. Автобус явственно накренился, легко и головокружительно.

— Сидеть, твою мать! — заорал Богун.

Все отпрянули, но успели увидеть: на дне пропасти, уткнувшись в речку, лежал автобус. Уткнулась, точней, лишь задняя половина — передняя валялась отдельно. Мощные струи лупили вниз, рассеиваясь на склоне, — и это, похоже, было единственной пока связью между теми, кто наверху, и теми, кто внизу. Все застыли в креслах: больше заглядывать туда никто не хотел. Под нашими окнами проплыл гаишник, равномерно размахивающий палочкой: проезжайте, проезжайте! Он проплывал медленно, его палка успела помахать во всех окнах. Проехали. Потускнели сзади огни, и снова вокруг не было ничего, лишь тихое, сиплое, настойчивое, иногда как бы вопросительно замедляющееся зудение мотора. Он словно спрашивал: может, дальше не стоит? Ведь не видно же ничего! И Богун словно подстегивал его: надо!

Во я влип. Ехал бы один — другое дело. А так — Соня с надеждой вцепилась в руку! Кир глядел строго и требовательно: ну, мол, показывай себя! Но я бы предпочел сохранить конспирацию: даже перекреститься — не поднималась рука! И никто не крестился. Во люди! Отчасти это восхищало меня.

Беременная женщина у заднего стекла вдруг заговорила и говорила уже непрерывно. Никто не перебивал ее, хотя впечатление было жуткое. Никто и не вслушивался в смысл, да смысла и не было, что-то вроде: «Закрой форточку, Валя простудится! Опять ты поздно пришел»... Мы плыли в этом ужасе, и никто не решался его прервать: казалось, от резкого движения и даже звука можем опрокинуться. Наступило полусонное успокоение: пока говорит — едем... едем, пока говорит! Туман стал вдруг оседать, лежал волнами под окнами. Или, может, это мы взлетаем? Вид как из окна самолета! Под тучами — гигантская пустота? Женщина вдруг умолкла, и по салону словно прошла волна холода. И тут же из тишины вынырнул мотор — бодро сипящий и словно бы отдохнувший!

«Молоко» было разлито абсолютно ровно, но что в нем скрывалось? Даже в затылке водителя мне почудилась неуверенность: каких это просторов мы достигли? Не бывает — во сне даже — дорог такой ширины!.. Не дорога это!.. А что? Тем не менее мы тихо катились. Какая-то уже апатия: будь что будет! Вдруг водитель приглушил двигатель, остановил автобус, сцепил кисти на затылке и сладко потянулся. Мы стояли.

— Что там... что еще? — понеслось по салону. И — волна счастья!

Под нашими окнами из тумана торчали кудрявые бараньи головы, похожие на маленькие завихрения тумана, готовые вот-вот рассеяться. Но они не рассеивались! Они обтекали нас с двух сторон, причем широкой полосой. А там, в отдалении, торчит голова лошади... Ровное место!

Лошадь дважды неуверенно прыгнула... Стреножена?

— Доктора!.. Есть тут доктор? — заговорили сзади.

Беременная женщина вырубилась, повесив голову.

— Откройте двери! Все из салона! Нужен воздух... или помогите вынести! — Соня уже командовала вовсю.

Когда мы подъехали к Морскому вокзалу, было уже темно — и словно огромный яркий дом опускался за горизонт: паром полчаса уже как ушел!

Поглядев ему вслед, все потянулись к вокзалу: придется тут ночевать, следующий — утром.

Но у входа в эту величественную стекляшку возникла вдруг статная женщина в форме с погончиками — и никого не пускала внутрь.

— У нас дневной вокзал, у нас не ночуют! — горделиво говорила она, будто бы звание дневного вокзала дается за выдающиеся заслуги и ей есть чем гордиться. — Я же объяснила вам! — корректно повторяла она особенно непонятливым.