Валерий Попов - Запомните нас такими

— Загуляли-с опять? — благожелательно произнес Иван Палыч.

В этот момент в туалет всунулась лысая головка Грини и радостно сообщила:

— А там в холле... писателя вашего вяжут!

Я кинулся туда — и навстречу мне неслись мощные крики Андрея:

— Гады! Вы не знаете, кто такой Иван Бунин!

Четверо — не знающих, кто такой Иван Бунин, одетых в невыразительную темно-синюю форму, с трудом удерживали на мраморном полу четыре конечности Битова — каждый свою, но голова его была свободна, сверкала очками и изрыгала проклятия:

— Сволочи! Вы не знаете, кто такой Бунин!

— 3-знаем, з-знаем! — с натугой произносил один из сатрапов, с трудом удерживая левую ногу писателя.

«Откуда тут Бунин-то возник?» — с удивлением подумал я. Не знаю я этого и сейчас...

— Вот! Оскорблял, потом дрался! — доложил главный, представляя добычу дежурному по отделению. Я посмотрел на симпатичного дежурного: наверняка культурный человек — в таком месте работает, в аристократической части города!

— Понимаете, — заговорил я, — произошло чисто интеллектуальное недоразумение: Андрей Георгиевич подумал, что кто-то может не знать Бунина. Разумеется, это нонсенс! — горячо добавил я.

Дежурный благожелательно разглядывал нас.

— Эх, творческая интеллигенция! Трудно находить с вами общий язык!

— Так давайте и н-н-найдем! — с энтузиазмом воскликнул Михаил.

— Бунин, небось, не вел себя так! — проговорил старший в «группе захвата».

— Да что вы! — радостно сказал я. — ...«Однажды мы в «Европейской» засиделись с Федором Шаляпиным, и он, глянув на меня, вдруг сказал: «Ваня! Так ты же совсем пьяный!» — и, показывая свою удаль, отнес меня на закорках в мой номер на пятом этаже, и после, продолжая показывать удаль, велел коридорному принести столетнего бургундского, которое оказалось удивительно похожим на обыкновенную малиновую воду!»

Я отчеканил цитату на одном дыхании. Вытер пот. Наступила тишина.

— Так Бунина Шаляпин нес, а вашего — мы волокли. А он еще и сопротивлялся!

И вдруг все захохотали. Это, наверное, только в России возможно — когда одно золотое слово меняет ситуацию на полностью противоположную.

И тут лица милиционеров еще больше просветлели: в это подвальное, неуютное помещение входили, слегка пригнувшись, наши красавицы! Не бросили представителей творческой интеллигенции в трудный момент!

— Да... вот девушки у вас славные! — произнес дежурный, и это как бы окончательно прикрыло конфликт.

— В общем, ясно, — закрывая дискуссию, произнес хитроумный Миша Петров, — если бы Бунин сейчас ходил в ресторан — ребята бы знали его! — Он смотрел на Битова, но тот был по-прежнему суров.

— Спасибо вам! — проникновенно произнесла Неля, слегка качнувшись при этом, но кто ж не знал, что изящные женщины не всегда твердо стоят на своих длинных ногах!

Когда мы вернулись в ресторан, Саня Колпашников вскинул руки, и джаз его грянул туш — все в зале, уже знавшие о наших бедах, зааплодировали. Да, была жизнь!

Наутро мы, уже слегка утомленно-пресыщенные, сидели в первом ряду Дома моделей и наблюдали, как наши красавицы демонстрировали нам осенние моды. Дело, кстати, шло удивительно плохо — девушки спотыкались, появлялись не вовремя, путали наряды.

— Девушки, почему так плохо работаем? — строго, уже на правах хозяина, спросил я, войдя за кулисы.

— Валера! Нам очень трудно работать, — грустно произнесла Неля. — Мы все время блюем, а туалет далеко!

— Не могли бы вы купить все билеты на все сеансы — тогда мы могли бы уйти! — сказала Тамара.

— Конечно же! — вскричал я.

Да, славное было время — когда гонорара было достаточно, чтобы порушить работу Дома моделей на целый день. И мы оказались по соседству — в «Кавказском».

— Мы будем все твои гонорары так отмечать? — вздохнула Неля.

— Нет, что ты! Только этот! — ответил я.

Я думал, что сказал милую ложь, но оказалось — чистую правду. Вдруг вернулись суровые времена, и лет десять гонораров не было вовсе, а когда они появились, то место им было уже не в «Европейской», а в обычной пивной — и поклонницы там были уже соответствующие. Впрочем, оттуда тоже удавалось попадать в милицию, но об этом — как-нибудь в другой раз.

Однажды мы выпивали с одним очень известным теперь писателем, написавшим про нашу жизнь так остро и точно, что пришлось ему на некоторое время оказаться вне ее. Человек крепкий, самостоятельный, яркий, сложивший себя прочно и навсегда. Вдруг в какой-то момент выпивки, когда потребность раскрыть душу до конца преодолевает все, он нагнулся ко мне и тихо (хотя можно уже говорить громко?) сказал: «Ты знаешь, почему мы такие крепкие ребята? Потому что мы выросли тогда!» Действительно, эту фразу стоило произнести тихо, и именно из-за нее я не называю его фамилию. Известный прогрессивный писатель, враг империи, пострадавший от нее, и вдруг — «тогда»! А что же — наши дети, вышедшие в жизнь сейчас, уже при полной свободе, — послабже будут?