Валерий Попов - Запомните нас такими

Теперь этот гвалт во дворе! Как жена, бедная, пройдет сквозь этот строй? Раньше, когда мы были пацанами и царили в своих дворах, допустили бы мы разве такое нашествие? Да накидали бы этим!.. Другое время было! Тоталитарный режим! А теперь — наши дети чахнут за компьютерами, овладевая виртуальным пространством, а реальным пространством овладевают энергичные дети Юга!

Жена ушла к своему Юсуфу — есть у нее на Сенном рынке такой друг, который, сверкая золотыми зубами над пирамидами гранатов и груш, едва увидев жену, кричит: «Эй, дорогая моя! Что так редко приходишь? Ко мне иди!» И она радостно и доверчиво идет — вроде бы он ей действительно продает дешевле, чем другие. А может, это и миф, но все равно — приятно. Когда мы перед ее уходом в больницу были у Юсуфа в последний раз, он, как бы уже друг нашей семьи, сказал ей строго: «Давай — скорее приходи — не поддавайся болезни!».

Потом, когда я пришел один, чтобы купить гранатов ей в больницу, Юсуф взвесил два, как я просил, и после того, как я уплатил, вдруг положил бесплатно третий, самый большой, красный, сочащийся.

— От меня передай! Скажи, что видеть ее хочу!

Помню, как это порадовало жену, в тусклой больничной жизни, где радостей не так уж и много. «Правда? Он помнит меня?» Может, с этого дня и пошли ее дела на поправку?

Вот — идет наконец! Слышу ее гулкий кашель под аркой, и только сбегаю с лестницы, как сразу же окружают меня чумазые и неунывающие нищие.

Привет вам, дети Юга!

Именно с этими чувствами читал я жизнеописания бездомных, присланные на конкурс газеты «На дне».

Самая страшная история — это, конечно, у беженки из Грозного, попавшей в переделку безо всякой своей вины, исключительно из-за амбиций вождей, наплевавших на чужое, а заодно и на свое население. Во всех остальных историях я увидел не только — и не столько — признаки жестокости нашей системы, сколько, напротив, приметы ее разболтанности, отразившейся, прежде всего, в воспитании людей.

Вдруг, внезапно, не подготовившись, рвануть в чужой город и требовать, чтобы он тебя принял, — на такую беззаботность способны только бывшие советские люди, воспитанные в духе романтики и вседозволенности. Привычка никак не заботиться о своих правах — а заодно и о своих обязанностях — лежит в основе большинства историй «новых бездомных». Думаю, что с немцами такие истории не произошли бы. Они с детства воспитаны на заполнении всяческих бумажек, анкет, страховок, обязательств — там правовому «занудству» уделяется гораздо больше времени и сил, но зато каждый знает, куда пойти и что требовать. И там никогда не будут требовать лишнего, невозможного, как это часто мелькает в жалобах авторов историй в газете «На дне». Немцу никогда не придет в голову просить суд разыскивать какую-нибудь давно потерянную справку бабушки, которую сам же внучок и потерял. Там — эта справка либо лежит в папочке у внука, либо — он просто постыдится обратиться в государственные органы с нелепой своей проблемой.

Конечно, «вольнолюбие» наших граждан очень симпатично, оно в крови у нас, «бродяга» всегда на Руси был фигурой популярной — и даже легендарной. Читаешь даже с некоторой завистью, как люди, потеряв надежную работу и кров, нашли зато много другого, главное — примеры душевности, доброты, стойкости, юмора, выдумки и даже любви и счастья, которых в размеренной скучной жизни поймать нелегко. Но, как говорится, что русскому здорово, то немцу смерть. Трудно тут что-либо советовать. Похоже, что рассказчики даже слегка гордятся своей вольностью и даже своими ошибками. Есть ощущение, что если их вернуть к правильной, размеренной жизни — они снова потеряют ее, совершив ту же или похожую ошибку.

Человека трудно переделать, и, как это ни горько звучит, большинство людей к зрелому возрасту находят наиболее подходящий для них образ жизни, и часто он далеко не самый блестящий. Конечно, замечательно, что в газете ведется правовая и гуманитарная поддержка бездомных — никакой «гражданской казни» эти люди не заслуживают. Прежде всего — они жертвы своих родителей, своей среды, жертвы, оказавшиеся за бортом при катастрофическом столкновении двух гигантских лайнеров — социализма и капитализма.

Надеюсь, что наше общество — и не без поддержки газеты «На дне» — сумеет доказать, что оно отнюдь не самое негуманное в мире, а может быть, наоборот — самое доброе и умное.

Петербург исчезает. Уже не найти и следов того прежнего Петербурга, в котором я когда-то жил.