— Господи! Библиотеку-то за что?
Она пожала плечами.
— Зато теперь вот! — подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата... да особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный двор — как я понимаю, до Северного полюса... Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель... тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна... и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры!
— Вот тут ты сегодня и будешь выступать.
«Да, — подумал я, — зал исключительный. В таком я еще не выступал». Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом:
— Хор-рошо!
Это, понятно, она все затеяла. Идея явно ее. Мне бы такую... в смысле — не идею, а жену! Проехали. Выбрал другую судьбу. Уступил, как я и все уступаю в жизни. Это я только в литературе лют!
— Ты, надо понимать, это придумала?
— Ну, не совсем я. Она всегда тут стояла... точнее, остов ее. Считается, что якобы декабрист один, довольно сомнительный, в сущности, для диссертаций сочиненный, отбывал тут. Ну я и уцепилась: мне много ли надо? Через свои связи в Министерстве культуры отбила ее. Кому что! — горько усмехнулась. — Некоторые дворцы хапают. А нам — это...
— Но мне изба эта дороже дворца!
— Пека тоже душой вложился. Какую-то особую бак-фанеру достал. Все мечтал: «Вот приедет Попик... Такой бак-фанеры он не видал!»
И вряд ли уже увижу где-то.
— Спасибо вам!
— Тебе спасибо, — проговорила она.
— Но хотелось бы заранее побывать там. Освоиться.
— Не волнуйся. Теплую атмосферу я обещаю тебе.
Я растаял. Но в некотором смысле — замерз. Особенно когда стоял у окна, любуясь местом своего будущего триумфа.
Я зябко поежился... И в комнате колотун.
— Да, кстати о тепле, — вскользь заметил. — Я тут сдуру, — повел плечами, — налегке к вам прилетел. Нет ли чего накинуть... потеплей?
— Сделаем, — кратко сказала она, вновь уже погруженная в какие-то мысли.
— А Митька неужели ж не сможет прийти? — высказал я свое, но, как часто мне «везет», угодил в самую больную точку.
— Нечего ему делать тут! Папа звонил: похоже — последний шанс устроить Митьку в нормальную школу!
— Что, в Москве? — пролепетал я.
Вот тебе и изба-читальня!
— Ты с Луны? Что сейчас творится в Москве!.. В Англии!
— Конечно, конечно, — растерянно забормотал я. — В Англии — о чем речь?
Для этих слов, видимо, и был вызван.
— Так заставь этого хрена... ж..у поднять! Что он расселся тут... навеки, что ли?
Вот и моя роль! А изба — это так... декорация первого акта.
Расстроился я. Ну ничего! Выступлю нормально. И после выхода из больницы я выступал... и непосредственно после посещения морга (правда, провожали пока не меня)... и ничего! Никто из слушателей ничего не заметил. Публика хохотала. Выдюжим.
— Папа говорит, — отчаяние перло из нее, — еще что-нибудь он отмочит, и любая страна мира будет закрыта для нас!
— А наша? — вырвалось у меня.
— А что здесь делать?
— А что мы все здесь делаем? Зря?
Она смотрела на меня с жалостью... и с любовью, как показалось мне.
— Сутулишься ты... у меня!
— ...Я у всех сутулюсь!
Инна лишь махнула рукой. Из маленькой спаленки доносился храп. Пошла будить.
— Вставай, морда! Может, помнишь хоть, у друга твоего выступление сегодня.
— Когда? — прохрипел Пека.
— В восемь.
Пека тупо молчал.
— Могу и не выступать! — вырвалось у меня.
Пека стал одеваться...
— Рано еще, — подвиг его я оценил.
— У меня совещание, — заносчиво Пека сказал.
— Знаю я эти ваши совещания! — рявкнула Инна. — С прошлого принесли тебя!
— Так мы это... делаем бизнес-план, — пробормотал Пека. — Рудник им закрыть я не дам!
Да. За Англию с ним трудно будет пропаганду вести!
— Кому ты не дашь? Ты знаешь хоть, с кем борешься?
— Получше тебя! А если не врубятся — снова заляжем в рудник.
— Да кого это трогает! Павлунько убили — мало тебе? Ты-то хоть останешься со мной? — вдруг повернулась ко мне.
— Нет, к сожалению.
Куда он — туда и я. Пусть и не думает никто, что я сюжет этот бросил. Самый разгар!
— Пойду прогуляюсь перед выступлением, — мягко пояснил я. — Голова что-то побаливает...
После прогулки она несколько сильнее побаливала... но я забегаю вперед.
— Ну иди, — злобно сказала она — мол, и этот безнадежен.
Но и тут не сломалась она, продолжала командовать:
— Ну ты, друг! — к Пеке обратилась. — Может, дашь шубу свою драную, которую уже на помойку пора, своему другу? Внимания не обратил? Он в костюмчике появился.
Читать дальше