Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Чудный вид открывался с высокой башни старинной виллы. По фильму — это дом знаменитой нашей балерины, сбежавшей из голодного Питера — как ни странно, с пламенным революционером, оказавшимся, ясное дело, наследником знатного рода... Роль эту (моими, ясное дело, руками) Гуня страстно создавал для себя. Притом был и режиссером. И, кстати, продолжал числиться в Министерстве экономики, занимая пост директора по внешним связям, за большие деньги (кто ж за малые на такое пойдет?) выставляя свое министерство мягким и пушистым. Успевал. Если так работать, как он на фильме, — успеть можно. Все на мне! Но и я доволен. Тоже сбежал с «пламенным революционером», подобно героине-балерине, из голодного Питера, от безалаберной жены, бесшабашной дочери, от всех тревог, из неуюта — сюда. Главное, от кого я сбежал, и давно уже, — от Пеки, от своей главной работы, которая зашла, к сожалению, в тупик... Редкие встречи с Пекой в последние десять лет это подтвердили. Не для кино!

ВГИК, ясное дело, я закончил (почему нет?), находясь, правда, «в обозе» у Гуни, балерининого сынка. Ай плохо?

Ради чудной поездки этой отложил даже срочную халтуру — рукопись детектива «Полтора свидетеля». Собрал туда, под разными масками, всех своих врагов, но расправиться с ними не имел пока сил... Отдыхаем!

— ...Все-таки я из тебя сделаю гражданина! — Гуня рявкнул. Постоянная моя задумчивость раздражала его. Чувствовал — о чем-то таком думаю... недоступном ему. Хотя он всего вроде достиг. Плюс к этому — считается «совестью» происходящих перемен! Смело Октябрьскую революцию осуждает! Кто мог о таком подумать год назад? А я опять-таки с осуждением опоздал... Потому, может, что никогда эту революцию и не одобрял — так чего теперь осуждать?.. Короче — лопух. Но — Гуня берется... испечь гражданина из меня! А то чуть не потерялся. «А! Это тот, что о рабочем классе пытается писать!» — чуть было не приклеилось ко мне. Еле спасся! С трудом пол-лица удалось сохранить... И то — исключительно детскими книгами... «Похождения двух горемык»! Втайне — это нас с Пекой я под «горемыками» имел в виду.

— Что это?! — Гуня опять вдруг вырвал меня из задумчивости, возмущенно тыча ручонкой вдаль...

Что, интересно, в этом раю не устраивает его? Пришлось мне подняться с кресла.

Да-а!.. Это страшней, чем зловещие письмена «мене, текел, фарес», появившиеся на замшелой стене какого-то замка. Солнце проступало все ярче, съедая последние куски нежной мглы, оставшейся после недельных дождей, и открывались зеленые холмы. И на ближайшем холме словно выросли выше дерев огромные белые буквы! Если бы это был «ГОЛЛИВУД» — то мы бы, наверное, это пережили. Но буквы были совершенно другие: «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ»! Представляю ужас измученной балерины, сбежавшей сюда из революционного Петрограда, — и вдруг перед ней возникают эти слова! Где тот прекрасный мир отрешенной любви двух швейцарских изгоев, который хотел здесь вылепить Гуня из моих букв? «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» тут, а никакая не Швейцария! Я и то был сражен. «Ну что, фраер? — я как бы увидел заместо букв оскал кривых зубов Пеки. — Попался?» И Гуня, ясное дело, задергался. Понял, куда устремлен мой взгляд! А без меня (короткое самовосхваление) все эти балерины, революционеры, жандармы — мертвы, и Гуня это прекрасно понимает. Себя он уже трепетно связал с образом пламенного красавца-революционера, романтика, швейцарского изгоя, вынужденного скрываться от самого Сосо. И вдруг такая бяка. Убрать? Сейчас как раз время борьбы со всем советским, а что может быть «совковее» этих букв? Чуть нажать на каких-нибудь депутатов, ищущих популярности, — и те БУКВЫ слетят! «Ну! Скажи же!» — молил меня Гунин взгляд. В ответ я отвел свои очи. Моя душа уже летела ТУДА! Балерины с жандармами растаяли, как недавний туман.

— Будем снимать чуть вбок... буквы уйдут, — предложил Гуне оператор.

Гуня глядел на меня не отрываясь — как бы я не ушел.

— Виноват! — Он покаянно поклонился. — Понимаю! Фильм этот не совсем для тебя. Тебе о рабочем классе не терпится снимать! — Это он, видимо, оскорблением считал. — Но, увы! — он скорбно развел руками. — С тяжелой промышленностью туговато тут!!

«Да с Пекой — хоть о сельском хозяйстве!» — чуть было не сказал я.

— Пожалуйста! — усмехнулся он. — Если найдешь для своего Пеки роль тут, — он оглядел красивый пейзаж, — ради бога.

— Так разве... тут Пека? — изумленно проговорил я.

— Здесь, здесь. Мне Инна звонила.

Почему ему, а не мне?.. Видимо, кто что заслужил.