Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

— А как же в армии, Федор Кузьмич? — Серж примиряюще улыбнулся.

— А армию ты не трожь! — Федя резко поднялся. — Пошли!

Мы все последовали за ним, и даже Коля-Толя, уже было слившийся с соседней компанией, встал и пошел.

В углу двора, у дверки на лестницу, были сложены аккуратной горкой тугие серебристые мешки, явно иностранные... Против таких не попрешь! Мы стояли молча. Из дверки выскочил мастер, в строгом комбинезоне, весь, до бровей, покрытый серебристой цементной пылью, — но, несомненно... негр. Почему-то это особенно подкосило Федю.

— Почему негры-то? — пробормотал он убито. — Своих, что ли, нет?

Люся виновато вздохнула, словно и в этом была ее вина.

Увидев нашу неказистую толпу, мастер встревожился. И его можно было понять.

— Гоу! Гоу! — Он замахал черной, с желтой подпалиной, ладонью.

— Нет уж! — прорычал Федя. — В моем отечестве посторонние мной командовать не будут!

И мы пошли напролом. Отодвинув мастера, поднялись по старым стертым ступеням, усыпанным серебристой пылью, до верхнего тупика лестницы. Старая ветхая деревянная дверь стояла, прислоненная к стенке, в глубине мелькали в дымке стройные африканцы, пилили и скребли. Мы вошли. На нас они даже не посмотрели. Менялись времена: на смену бурному, порой трагичному стилю общения хозяев и работников шел абсолютно индифферентный стиль. Даже языка не надо знать. Зачем? Только отвлекает! Так называемый натяжной потолок, съедая почти половину высоты, еще, видно, не натягивался и потому колыхался, как парус.

— Предлагает мне ходить по нему! — горько усмехнувшись, кивнул туда Федя.

Глаза щипало. Потекли слезки у Люси, Фединой дочурки... Какая она хозяйка? Теперь — плачь не плачь.

— Я что же, за стенкой должен жить, как домовой? — громыхал Федя.

Крик его всколыхнул меня: я вырвался из алкогольного забытья и стал прилежно вглядываться в дымку. Действительно — два негра, убеленных цементом, перегораживали дверь в дальнем конце стеной из легкого гипсокартона: никакого проема на ней даже не было обозначено. Федя кинулся туда. Мы — за ним.

— Убрать! — рявкнул Федя.

Негры аккуратно положили стенку на пол, повинуясь. Видно, понимали язык, во всяком случае — интонацию.

— Пошли! — скомандовал Федя, и мы прошагали за ним, гордо оставляя грязные следы на сахарно-белом гипсокартоне... Проследовали — и стенка за нами поднялась... Замурованы? Федя не повернул головы — и мы особо не поворачивались. Если уж сам хозяин спокоен — чего нам дергаться? Небось, Федя на войне выходил и не из таких ситуаций!

Да, крепко нас склеило плавание. Кое-что вывезли из него! Из короткого тупого коридорчика мы поднялись по деревянной лесенке в крохотную светелку, точней — маленький железный домик на крыше.

За рамой — кровли до самого горизонта. Как желток, сиял в тумане купол собора. Море крыш!.. Ничего! Проплыли по Ладоге — и здесь не пропадем! Как любил я раньше забираться на крышу, пройдя через солнечную пыль чердака, подтянувшись, вылезал на ломко стреляющее под ногой кровельное железо, быстро шел, балансируя, чтобы не соскользнуть. Освобождаясь от тяжести ноги, ржавое железо гулко распрямлялось, подкидывая вверх фонтанчик ржавчины. Запах нагретого солнцем ржавого железа всегда с тех пор поднимает в моей душе восторг, чувство опасности, азарта, балансирования на краю. Хорошо, что я это опять почувствовал. Не к этому ли домику на крыше я подходил крадучись, давным-давно, заглядывал в таинственную жизнь за рамой... кто же там может жить? И вот — проник. Точно! Так же в растрескавшемся длинном деревянном ящике рос зеленый лук, светлеющий к корню, в другом — мелкие фиолетовые цветки. Попал-таки в свою мечту!.. С другой, правда, стороны. И — на самом закате, в конце этой жизни, в которую я так стремился попасть. Наступила вдруг тишина... Тихий ангел пролетел?.. Нет — это строители закрепили глухую стенку. Поднялось волнение. Надо прощаться со всем этим — с крышами, с видом города... Или, наоборот, остаться тут навсегда? Но как?

— А будем тут жить! — бодро Федя произнес. — Кровлю править! А еду нам на малярных люльках будут поднимать!

Он со слезами улыбался. Белые облака, неподвижно застывшие, вдруг двинулись в поход, — я даже пошатнулся. Нет, облака на месте — это Федя повернул стекло с отражением неба, пошире открывая окно.

Зазвонил телефон — старый, черный, со свившимся кольцами пятнистым шнуром.

— А! Это ты? Да так... все нормально! Стенка твоя не мешает нам. Бывай! — Федя шмякнул трубку. Весело на нас глянул — и мы старались глядеть так же бодро. Не пропадем!