Действительно... родное! — я с умилением посмотрел вокруг, но ничего умилительного больше не заметил.
— Ты чем филологией заниматься, — уже по-свойски, как своему, предложил Платон, — лучше бы съездил в поле, памадор привез! Вон, старые ящики у ограды валяются. Загрузил бы!
— Мерзлых, что ли?
— Так сойдет... для скота... через три дня вовсе сгниет.
Конечно, по абстрактным законам он не прав... помидоры не его... но по здравому смыслу... а есть ли что-нибудь важнее его?!
— Да чего-то машина моя барахлит! — проговорил я.
— А чего там у тебя с ней? — тут он проявил интерес!
Мы подошли к моей машине (крыша и бока уже высохли), открыли, сели. Я повернул ключ зажигания, стартер крутился, завывал — но мотор не подхватывал! Мы подняли крышку, проверили бензин в карбюраторе, искру на свечах... искры не было... почистили свечи. Снова повторили — стартер крутился, мотор молчал!
— Ну, ясно все, электронное зажигание полетело у тебя! И зачем это только ставят его, за Западом гонятся... это в наших-то условиях!
Платон вынес свой суровый приговор. Как будто сам он ездит на волах! У самого стоит «Нива»!
— А транзистор, что сгорел, у нас тут за сто километров не сыщешь... Ну ладно уж — поспрошаю ради тебя! — подытожил Платон.
Все ясно! Теперь он сможет держать меня в рабстве, сколько захочет! — подумал я.
— Так, может, на моей съездишь... ящики вон лежат! — как на самую важную деталь, он указал на сваленные ящики.
— Да смогу ли я... на вашей-то? — пробормотал я. Платон не стал меня уговаривать, а отвлекся, вылез, пошел к воротам — к ним как раз подъезжала мрачная закрытая машина. Она въехала во двор, и из нее вышли трое молчаливых, на чем-то сосредоточенных крепких ребят в черных комбинезонах. В руках они держали какие-то уздечки. Из отсека, где жили хряки, донеслись отчаянные, душераздирающие визги. Да — это пришел их последний день на земле, — но откуда они-то заранее знали, что это выглядит именно так, если считать, что они живут на свете только первую свою жизнь?!
Один из приехавших отмахнул калитку, вошел к хрякам, загнал самого крупного в угол, затянул на нем уздечку и поволок — на скользком деревянном полу оставались четыре колеи. Он добуксировал его до машины и кинул хряка в кузов. Второй стремительно проделал то же самое. Третий, самый молодой из них, замешкался. По отсеку с душераздирающим визгом метались два оставшихся борова.
— Какого... этого или этого? — спрашивал парень у Платона, сам, видимо, не в силах скрутить ни этого, ни того.
Платон молча выхватил у него уздечку, напялил на одного из оставшихся, что был покрупнее, и стремительно отволок его в машину. Оставшийся боров визжал за четверых. Машина, покачиваясь, выехала.
Сцена эта длилась, наверное, несколько минут, но произвела впечатление очень тяжелое. Даже железный Платон присел на секунду на крыльцо, и папироска в его пальцах дрожала.
Конечно, можно романтично мечтать, чтоб свиньи были живы и люди сыты, можно в ослепительно белом фраке кушать свинину на серебряном блюде, полностью отстранившись от того, как она здесь оказалась... но честно ли это?
Я посмотрел на оставшегося хряка, который вдруг резко прервал свой визг, шлепнулся на пол и лежал неподвижно, словно разбитый параличом... потом повернулся к Платону.
— Ну ладно... съезжу... где у вас ключ?
Платон снял с гвоздя на террасе ключ и молча протянул мне.
Я стал кидать в заднюю часть салона ящики.
— Доедешь, где мы спускались, — прокашливаясь, произнес он. — Там увидишь вдали будку... свернешь туда... там Николай. Думаю, договоритесь. На всякий-бякий — стеклянный пропуск возьми!
— ...«Стеклянный»? — не сразу сообразил я, потом, сообразив, пошел в дом, вынул из сумки бутылку.
Я опускался петлями вниз... Еду на чужой машине, за чужим кормом, для чужого хряка!.. Да — истончилась моя собственная жизнь!.. Но в данной ситуации, надо понимать — это самое полезное, что я могу сделать.
И вот я снова увидел с двух сторон бескрайнее помидорное поле... точнее — это были уже не помидоры!.. А что? Вдали, над крутым морским обрывом, я увидел и домик-будку... но как проехать туда? Шла лишь узкая, гораздо уже машины, тропка... но что было делать? Я свернул туда, поехал... замерзшие помидоры звонко лопались под шинами... впечатление было ужасное... словно едешь по цыплятам... я старался ехать медленней, словно это что-то меняло.
Я подъехал к будке, заглянул внутрь. Там было темно, затхло. Никого не было. Я вышел обратно. Приглядевшись, я с удивлением заметил, что с дальнего конца поля быстро плывет над помидорными кустами белый, перевернутый кверху ножками стол. Потом я разглядел под ним хрупкую фигурку. Она, слегка хромая, приблизилась... худой, как мальчик, старичок с седой щетиной снял с головы стол, поставил. Отдышавшись, вдруг протянул руку:
Читать дальше