Валерий Попов - Ты забыла свое крыло [журнальный вариант]

Авдеич, впрочем, умирать не думал, снял с рамы бамбуковые куски удилищ, состыковывал их. Надел обод с большой железной катушкой размером с блюдце. Даже я знал, что на такие не ловит уже никто. Лихо мне подмигнул.

— Ничего! Лещу все равно, что мы тут держим в руках! Главное, чтобы течение сегодня было. Правильно? — уверенно обратился ко мне. Тут он царил! — Утепляться будем? — Отвязал от рамы промасленный ватник, протянул мне. Новая жизнь! — Ну… ловим?

— А то! — Ликование наполняло меня. — А выпить?

Бутылку-то я на станции успел купить! Давно уже завязал. Но тут, на просторе!..

— Погоди. Нахлящемся еще! — радостно он произнес.

И черви — в ржавой консервной банке, как я люблю. А где и быть настоящим червям? В золоте — и то не возьму! Забулькали, падая далеко внизу, грузила. Натянулись лески. Насторожились, глядя в небо, гибкие концы с бубенчиками. Мы некоторое время постояли в надежде на моментальный клев. Ну, где он, «вечерний звон»? Не оборачиваясь, сели на ощупь на маленькие брезентовые стульчики. И что? Неподвижность — и тишина.

— Вон за крайним следи! — прошептал Александр. — Твое будет. Самое лучшее!

Похоже — без разницы. Гляди не гляди. Только слезы от напряжения текут. Вот откуда у него слезящиеся глаза.

— Ну как тебе тут, а?! — За неимением других впечатлений Авдеич снова обвел рукой ширь.

— Мгм, — ответил я сдержанно.

— Да-а-а! — уже в некотором затруднении, чем развлечь, произнес он. — Раньше тут по-другому было!

Про «раньше» он уже говорил.

— Не только в смысле трудности ловли! — Очи его опять засияли. — В смысле жизни были опасности!

Даже не знаю, в чем тут восторг?

— Абсолютно дикая зона была. Брошенный считался объект. Самые разные приют тут находили. Я на свае стоял, а бандиты, на спор, стреляли в меня: попадут — нет. А я чечетку отплясывал назло им! И лещей тягал — и им со смехом показывал: «Ну что, слабо вам?»

«Поэтому и улыбка у тебя такая измученная!» — чуть было не сказал я.

— А чего было делать еще? Заводы позакрывались. Только рыбою и спасались. Сын рос! А ловилось тогда отлично, мало кто сюда рисковал. И семью кормил, и соседям всем раздавал! — Он опять блаженно разулыбался, словно то были самые лучшие времена. — Вдруг жена говорит: стоп! И стала, соседям же, мою рыбу за деньги толкать. Мол, сына еще и одевать надо и за квартиру платить. Ну я тогда и стал пить! Вернее, возобновил… Что ж это, думаю, я жизнью рискую, а она мне, как я считаю нужным, делать не дает! — Вдруг закинул голову и так и держал. По морщинам потекли слезы. И сияющая (слезами) улыбка! — А я и пьяный добирался сюда!

— Молодец.

— Да… Привязалась однажды тут приблатненная шпана. «Ну что? Поучить тебя плавать, батя?» А я на вертикальной свае стою, как Симеон Столпник. Да еще дождик сек, ураган. И держаться не за что. Позиция уязвимая. Повернулся к ним. Улыбаюсь.

Да, улыбаться он может.

— Говорю: «Лучше бы водкой угостили, чем херню молоть». Заржали: «Да вот не можем к тебе добраться!» — «А я, — говорю, — сам к вам приду!» Такое, честно сказать, было отчаяние — все худшее только к лучшему. Показал им, как надо «винтом» водку пускать… Одобрение вызвал. Очнулся в общаге их. Еще водки потребовал. Потом стал рассказывать им, сосункам, как сидел.

Да, каторжный надрыв в нем чувствовался. Не без того.

— Какой-то мужик тоже зашел, слушал. Лысый, громадный такой. Пригласил потом к себе в кабинет. Оказался директор этого ПТУ. И предлагает с ходу: «Будешь воспитателем?» А я не могу отказывать, когда хороший человек. «Других, что ль, нет?» — «Другие в этот ад не идут». — «Да я, видишь, не идеальный!» — «Да идеальный, — говорит, — тут и не справится! А ты — в самый раз!» А завод-то наш закрылся как раз… ну — без работы… Стал я им радиодело давать — с армии ас! Ну и байки травил, за жизнь. Опыт большой. И к рыбалке приучал...

Паузы его все росли. Кончики удилищ, пожалуй что, ожили, хотя то было еле заметно. Он осторожно взялся за низ. Подержал, снова поставил.

— А! Мелочь дергает! — демонстративно отвернулся ко мне. — Так вот…

Но вся страсть его уже была направлена туда. Кончики удилищ осторожно шевелились.

Вихляясь, с визгом тормозов, подъехала какая-то лайба, из нее, похохатывая, вышли двое, длинный и коренастый, с какими-то кулями в руках, пошли прямо к нам. Я обмер.

— О! Вот и ученички мои! — возликовал Авдеич. — Ну, сейчас начнется!

Что начнется, я лишь догадывался.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровались они, проходя мимо.