Валерий Попов - От Пушкина к Бродскому

Ботанический выступал углом, и вдоль другой его ограды шел прямой Аптекарский проспект (сад когда-то назывался Аптекарским огородом). И над проспектом поднимался небольшой замок с башенкой, сразу полюбившийся мне. Потом, шатаясь по любимой Петроградской стороне, я понял, что почти все угловые дома тут — небольшие замки с башенками: царство эклектики и модерна. Но пока я влюбился в свой замок. И здесь, в старом корпусе ЛЭТИ (но и в новом, конечно, тоже), прошли шесть с половиной лет молодой моей жизни. И я не жалею об этом! Я сразу понял, что попал куда нужно.

Золотые медалисты, к числу которых относился и я, принимались без экзаменов по результатам собеседования. Мы ждали начала в ректорском коридоре. По его стенам висели портреты или крупные фотографии бывших ректоров, а также академиков и профессоров, прославивших ЛЭТИ. Какие красивые, сильные, значительные лица! Особенно поражали портреты царской поры, когда институт назывался именем Александра III. Белые стоячие воротнички, иногда торчащие вперед острыми концами, идеальные прически, проборы «в ниточку», щегольские мундиры и фраки с орденами и лентами. Здесь не только воспитывают ученых, но и «денди», людей высшего общества! — вот что сразу усвоил я, и желание мое попасть сюда еще более обострилось.

Должен сказать, что когда я поступил, мои предчувствия оправдались. Стиль «ученый, спортсмен, светский лев» был весьма распространен как среди преподавателей, так и среди студентов, и я тщательно подражал этому идеалу. «Цвет общества» существовал во все времена, и статус выпускника и даже студента ЛЭТИ котировался тогда весьма высоко. Знаменитые баскетболисты Мамонтов, Кутузов, сочетавшие невероятную элегантность с научными и спортивными победами, были кумирами многих из нас. И мы делали все, чтобы приблизиться к этому блеску.

Уже само собеседование поразило меня. Огромный кабинет ректора Богородицкого был украшен старыми светло-серыми гобеленами, большими старинными вазами, резными креслами, бюро и столиками. Сам Богородицкий, седой, статный, ухоженный, разговаривал крайне доброжелательно, улыбчиво, мягко. Я был так им очарован, что даже слегка расслабился и допустил одну ошибку в ответе на технический вопрос, что вызвало добродушный смех присутствующих, настолько нелепа была эта ошибка, которую я сразу же поспешил поправить.

Одна из главных моих удач в жизни — поступление в ЛЭТИ. Тут у меня оказались совсем другие друзья — в отличие от школы, где особого выбора не было. А тут — были действительно лучшие, которых, согласно духу ЛЭТИ, отбирались не только лишь по техническим талантам, но и по другим качествам. Не зря наш институт иногда называли в шутку Ленинградским Эстрадно-Танцевальным Институтом. Но и наука цвела тут. Мои друзья, джазмены, остряки, гуляки, бонвиваны, слегка пританцовывая на ходу, легко и как бы шутя разошлись по самым серьезным научным кафедрам — и сразу там стали своими, успевая все. Стены старого корпуса были увешаны мемориальными досками в честь ученых, прославивших ЛЭТИ. И дело не стояло на месте! Большинство моих друзей занимались моднейшими тогда полупроводниками, без которых современная жизнь была бы практически невозможна — взять хотя бы мобильные телефоны. Как раз за полупроводники Жорес Алферов, выпускник ЛЭТИ, оторвал Нобелевскую премию.

Тогда быть технарем было модно, и сюда шли люди многих талантов. Просторные стены старого корпуса были увешаны огромными стенгазетами, и большая их часть была занята карикатурами, фельетонами, стихами, многим из них я завидовал и до сих пор помню наизусть.

Или другое:

В стихию литературы я нырнул как раз там, и с той поры так и не вынырнул. Помимо хороших ученых, ЛЭТИ закончило немало народу, отличившегося в других областях. ЛЭТИ закончил композитор Колкер, начавший с песен в знаменитом спектакле «Весна в ЛЭТИ». Авторы этого шедевра, затмившего в те годы все прочее, «лэтишники» Гиндин, Рябкин и Рыжов, стали знаменитыми драматургами, много писавшими для Райкина.

Много лет спустя мы с Генрихом Рябкиным оказались в писательской поездке в Париже. Париж гулял, всюду шли какие-то карнавалы, гремели песни, молодежь танцевала на улицах.