Чуть вправо за Сенной, отражаясь в глади извилистого Грибоедовского канала, краснеет огромный старый домина, несколько даже подавляющий своими размерами. О нем писал Гоголь в «Записках сумасшедшего». «Этот дом я знаю, — сказал я сам себе — то дом Зверкова. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих, а нашей братьи чиновников — как собак, один на другом сидят. Там есть и у меня один приятель, который хорошо играет на трубе». Начиная отсюда и разыгрываются безумные события этого ужасного, но гениального рассказа.
За этим огромным домом — переплетение узких улочек, где жили в те времена «униженные и оскорбленные» — ремесленники, кухарки, торговцы, мелкие чиновники. Это — «царство Достоевского». Здесь он долго жил, окруженный героями своих сочинений. И до сих пор улочки эти вызывают всеобщий — даже всемирный — интерес, в основном как место действия его романа «Преступление и наказание». Вымысел гения победил реальность — дома тут называют не именами реальных жителей — именами героев Достоевского: «Дом Раскольникова», «Дом старухи процентщицы», «Дом Сонечки Мармеладовой». Идут ожесточенные споры — причем даже среди больших ученых: в этом ли доме жила процентщица или — в другом? — так, будто это происходило в реальности. Сочиненное оказалось убедительнее реальности!
Достоевский писал «Преступление и наказание» в доме 9/14 на углу Малой Казначейской и Столярного переулка. Здесь он написал «Игрока» (познакомившись со стенографисткой Анной Сниткиной, ставшей второй его женой), а также и «Преступление и наказание». Своего героя — убийцу Родиона Раскольникова — он поселил в доме на углу Столярного переулка и Гражданской улицы. Из угла теперь выступает скульптурная композиция — ступеньки узкой винтовой лестницы и фигура человека, напоминающего и Раскольникова, и Достоевского. Под этим — каменная плита с надписью: «Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».
Похоже, много ученых людей ломали голову над этой надписью — чтобы она имела какое-то отношение к Достоевскому и его роману, и в то же время — чтобы не было ничего из того ужасного, что есть в романе. Сочинили все-таки, извернулись: и Достоевского упомянули, и городское начальство ничем не огорчили.
Достоевский не зря выбрал этот дом для проживания — по какой улице ни посмотришь, создается ощущение безысходного тупика. Вокруг гения всегда возникает бурление страстей — он умеет такое закрутить, что держит внимание через много веков. И просто поклонники Достоевского, и ученые яростно спорят почти о каждом эпизоде великого романа — правильно ли поняли его. Например, Раскольников называет точное количество шагов до дома процентщицы — 730 шагов, этот путь для него слишком важен — он должен в конце убить, перевернуть свою судьбу! А дом, который снял режиссер Кулиджанов в своей талантливой экранизации, как дом процентщицы, имеет адрес канал Грибоедова, 104. Но до него значительно больше шагов от дома Раскольникова! Многие — и просто читатели, и серьезные ученые — прошагали, просчитали! — шагов получается значительно больше! Зато подходит другой адрес — канал Грибоедова, 98 — тут количество шагов почти сходится. Такой же спор вокруг адреса дома Сонечки Мармеладовой — Достоевский словно специально пишет так, чтобы спорили. Спорят, пишут диссертации, опровергают друг друга. Умеют гении удерживать интерес к себе на протяжении веков! Достоевский с нами. За него можно не беспокоиться.
Вернемся на Сенную. И здесь он с нами. Именно по Сенной предпочитал разгуливать Раскольников — здесь его лохмотья не выделялись, не привлекали внимания. Здесь наблюдал он жизнь дна, жизнь «тварей дрожащих» — и делал свои убийственные выводы. Именно на Сенной, как пишет Достоевский, Раскольников принял решение о убийстве старухи-процентщицы.
Уже написав роман и переехав в другое место, Достоевский однажды вернулся сюда — возвращен был силой злого рока. На краю Сенной стоит желтенький домик — еще одна городская гауптвахта — уже вторая на Садовой. 21 и 22 марта 1874 года Достоевский находился здесь под арестом «За нарушение порядка публикации», напечатав статью, вызвавшую негодование властей. Да — Достоевский не давал о себе забыть, поэтому и каждое его движение стало достоянием всего человечества. Известно даже, что, находясь здесь, он читал «Отверженных» Гюго — почему-то не себя, не свои статьи, не корректуру «Карамазовых» — решил, видимо, воспользоваться случаем и передохнуть.
Читать дальше