Валерий Попов - От Пушкина к Бродскому

Литейный проспект, пересекая Невский, становится Владимирским — и там была уже другая часть города — мещанская, ремесленная. Литейный проспект — отзвук литья пушек, государственного дела. А там, за Невским, другая жизнь и другие названия. Ямская, Тележная, Конная, Дегтярная, Кузнечный, Гончарный. Достоевский, хотя и происходил из старинного дворянского рода, предпочитал жить там. Две его квартиры — ранняя на углу Владимирского проспекта и Графского переулка, последняя — на углу Кузнечного переулка и Ямской улицы, совсем рядом. Эти его квартиры, как и все, расположены в углу дома. Такой же была и квартира на углу Вознесенского, в которой он был арестован по делу Петрашевского. Какие фобии или пристрастия великого писателя проявлялись тут? Одна из его загадок. Именно по этим узким улочкам он любил гулять, заходил в бедные лавочки, покупал финики или пастилу. Как многие эпилептики, он любил сладкое. Как многие эпилептики, он очень часто употреблял в речи и письме уменьшительные суффиксы.

Жизнь в этих улочках была неспокойная. Из кабаков выходили «лихие люди». На близкой Лиговке стояли проститутки. Пахло опасностью, разложением. Известный факт: эпилептические приступы здесь с ним случались нередко. За границей не было у него ни одного эпилептического приступа — поэтому он много работал там. Он не любил алкоголь — азарт и возбуждение и без алкоголя захлестывали его. Он был мелочен и скуповат, любил все раскладывать по полочкам, читать нотации. В Женеве у него умер маленький сын. Он отпевал его в том же православном женевском соборе, где венчался. Жизнь его трагична. Загадочна. Но от нее глаз не отвести! Лишь гениальным писателям дается такая.

О нем уже написаны сотни томов — во много раз больше, чем написал он сам. Чем же он так притягивает? Даже те, кто книг в жизни не читал, говорят: «А! Знаю, знаю!» Что же такое о нем знают все — даже те, кто никогда не читает? Вот она, настоящая популярность! Недавно один мой издатель, с которого я долго и тщетно требовал гонорар, воскликнул в сердцах: «Ну ты Достоевский!» — «Да? Почему же?», — обрадовался я. — «Да потому что достал меня!». То есть имя это уже стало нарицательным, то есть годится не только по назначению, но и на все случаи жизни. Такой нарицательности — то есть годности их имен на все случаи жизни, добились еще только Пушкин и Чапаев. «Платить кто будет? Пушкин?» Почему-то с Толстым, великим писателем, такого не произошло. Так почему — Достоевский?

Последнюю квартиру, на углу Ямской улицы и Кузнечного переулка, он выбрал совсем недалеко от плаца Семеновского полка, где его чуть не казнили, и память об этом отпечаталась ярко. «Была тишина, утро ясного зимнего дня. И солнце, только что взошедшее, большим красным шаром блистало на горизонте. Среди площади высился черный эшафот. Возле него были врыты в землю три серых столба». Смертную казнь по делу «петрашевцев» в последний миг милостиво заменили каторгой. Казалось бы, Достоевский должен прочь бежать от этого места, а он поселился рядом. Без ощущения чрезвычайного он ни жить, ни работать не мог. Все его герои ходили над бездной — и Достоевский ставил почти в такое же положение себя. Все его знаменитые проигрыши в рулетку, лихорадочные поиски денег в долг, отдача в залог драгоценностей любимых женщин — все это проверка жизни и себя на излом: что чувствует человек в крайней ситуации, как себя поведет? На этом выстроена его жизнь, и его романы, поэтому от них невозможно оторваться.

Знаменитая история с романом «Игрок» — если бы он за двадцать шесть дней не был написан, все бы пропало. Зато — какой энергией дышит этот роман! Какой шок и восторг вызывает появление в Рулетенбурге бодрой старушки, на чью смерть так надеялся герой в плане наследства и отыгрыша! Достоевский не только написал блестящий роман, но и в процессе стремительной работы над ним покорил сердце молодой стенографистки, ставшей ему женой и гениальной помощницей, вытянувшей все его запутанные дела.

Да, есть чему поучиться у Достоевского! И не зря поселился он в этих убогих улочках. Здесь не та жизнь, что идет во дворцах знати, среди прислуги, жизнь, больше похожая на костюмированный карнавал. Здесь жизнь настоящая, не «ряженая», и Достоевский из всех современников острей всех чувствовал ее, болел ею. Начав свою жизнь с идеи революции, ломки, он ответил за это каторгой, пострадал — а главное, выстрадал мысль о недопустимости насилия даже ради высоких целей — под флагом которых и совершается больше всего зла. Не добра людям хотят революционеры — они лишь тешат свою гордыню и несут зло. Достоевский понял, что только он, пройдя через это, может и должен об этом рассказать.