Орели Валонь - У нас все дома

У Фердинана аж попа заболела от сидения. Ха, вот старая перечница снова вышла из квартиры, на сей раз в пальто. Ну надо же, в кои-то веки она явно опоздает. Фердинан весь аж изогнулся, чтобы увидеть, как соседка спускается по лестнице. Заодно немного размял ноги на кухне. Налил в кастрюлю холодной воды. Как ни странно, Фердинан еще ни разу не открыл горячий кран ни для готовки, ни для умывания. Воду он кипятит. Не хватало еще платить за общее теплоснабжение! Поглощенный поисками крышки от кастрюли, Фердинан внезапно уловил стук трости по ступенькам. Прошаркав в тапочках к табуретке, он снова сел. Соседка с трудом поднималась по лестнице. Годы берут свое. Постарше меня будет, думает Фердинан. И тут она повернулась в его сторону. Фердинан замер. Глубоко вздохнув, она постучала в его дверь. Совсем обнаглела! Через дверь к нему воззвал еле слышный хриплый голосок:

— Месье Брюн, откройте. Это мадам Клодель.

Надо же, у нее, оказывается, есть имя.

— Месье Брюн, извините за беспокойство, но у меня есть новости про вашу собаку. Откройте, пожалуйста.

— ДЕЙЗИ! Они нашли Дейзи! — воскликнул Фердинан и распахнул дверь.

— Мне очень неловко, но боюсь, ничего хорошего я вам не скажу.

— Вы ее нашли? Да или нет? — орет Фердинан.

— Наша консьержка, мадам Суареш, расскажет вам подробнее. Она там внизу с телом вашей собаки. Соболезную, месье Брюн.

Беатрис подхватила Фердинана под руку и помогла ему преодолеть тринадцать ступенек, отделяющие его от красавицы Дейзи.

Вот уже два дня Фердинан не выходит из дому, лежит, съежившись, в постели, и пол вокруг него усеян носовыми платками. Ему неохота ни вставать, ни выходить. Да и куда идти? Наверняка ноги сами приведут его к огороду, где Дейзи писала на соседские помидоры, или к ограде дома, за которой важно лаяла какая-то шавка.

Фердинана гнетет тишина, царящая в квартире. Его вечные привычки кажутся ему теперь совершенно бессмысленными. Ему ничего не хочется, даже есть, совсем как после развода. Все же он заставил себя проглотить какие-то просроченные консервы. Его стошнило, но ему и без того было худо. Какая разница, от чего умирать, от пищевого отравления или еще чего-то. Кстати, у него давит в груди, даже дышать трудно. Ощущение удушья уже не покидает его, словно заполняя пустоту, образовавшуюся после Дейзи.

Печаль и одиночество теперь его новые товарищи по несчастью, это ясно, но его одолевало и другое чувство, куда более сильное, а именно ярость. Фердинан не мог смириться с версией несчастного случая, наверняка в этой истории есть виновный, на которого и обрушится его ненависть. Дейзи была такой молодой, ей еще семи лет не исполнилось. Черт-те что! И потом, его собака была самым нежным существом на свете, она бы и мухи не обидела. Даже к консьержкиным канарейкам Дейзи никогда не подходила. И плевать ей было на нападки соседского кота из квартиры 2Б, она просто поглядывала на него свысока.

И все-таки странно. Дейзи ни разу не попыталась высвободиться, когда он привязывал ее за поводок к столбику перед магазином. У нее было ангельское терпение. И даже если бы узел развязался сам, она бы не убежала. В крайнем случае вернулась бы домой, а для этого ей не надо было улицу переходить. Она бы дошла с закрытыми глазами, они с ней проделывали этот путь каждый день. Так в чем же дело? Почему она пропала? Почему одна стала переходить улицу?

А может, обознались? А вдруг он сам был потенциальной жертвой? Опять-таки невезуха, из-за которой он теряет всех своих женщин, одну за другой.

— Если и надо было кого-то забрать, то уж лучше бы меня, а не ее! — крикнул он.

Фердинан не отдавал себе отчета, что размышляет вслух:

— И что мне теперь делать? А что делать с моей красавицей? Хоронить или кремировать? А твои вещи, Дейзи? Выбросить их я не могу, ни твою игрушечную косточку, ни видавшую виды подушку… Я никем не смогу тебя заменить. Я так скучаю по тебе, красавица моя. Я чувствую, что конец близок, мой конец. Больше никто не будет ждать меня утром перед дверью, чтобы поздороваться, заставить выйти на прогулку и купить чего-нибудь на обед. Никто не посмотрит ласковым или осуждающим взглядом, когда я ругаю телеведущего последними словами. Я теперь пустое место. Я червь. И у меня даже нет твоей фотографии. Остались лишь воспоминания и миражи, когда мне кажется, что я вижу тебя вдалеке. Иногда я говорю себе, что все это просто страшный сон, что сейчас зазвонит телефон и мне сообщат о досадном недоразумении. И ты, живая, будешь вилять хвостом от счастья, что мы снова вместе. А порой мне снится, что я просыпаюсь и вижу тебя и мы идем гулять к озеру, где ты так любишь наблюдать за утками. Я все хорошо обдумал. Мне без тебя не жить. Я никого больше не хочу видеть. Мне обрыдло показушное участие моих мерзких соседок. Я знаю, что они думают в глубине души: «Так ему и надо! Получил по заслугам. Надо было вести себя как положено. Вот и поделом!» Но ты-то тут при чем. Не понимаю, если Бог есть, как он такое допускает? Да, я не верю в Бога, но видишь ли, я не понимаю, что меня ждет. То есть мы-то с тобой понимали что. Просто время ускорилось. Дай мне пару дней, чтобы все уладить, и мы увидимся, Дейзи, моя любимая.