Лев Сокольников - Распишитесь и получите

— Алё, кто ето? — вопрос был не выше телефонной старушки, но без ошибок в орфографии русского языка.

— Кто это? — задал вопрос не онемевшим языком (шаблон), как принято литературными героями в подобных ситуациях, но поинтересовался твёрдым голосом.

— Это? Я… — ответ пришёл немедленно.

— Кто «я»!? — язык оставался в покое. Чего спрашивал?

Никогда не был героем, и быть внесённым (посмертно) в списке таковых отсутствовала. Поймать за хвост время свершения героических деяний не смог, прошло мимо, впереди маячила скучная старость с полным комплектом прелестей отечественных пенсионеров. О каком героизме речь, какого сорта героизм может исходить от человека в звании без пяти минут пенсионер? Если в куске жизни размером в пятьдесят девять лет и девять месяцев не было места героизму — откуда, от какой сырости и с чего взяться героическим выходкам в финале? Первый пункт. Второй: как запишусь «героем», если с раннего детства купался во всех видах страха и не мог определить, какой высшего сорта, а какой страх достоин презрения? Если верил прибаутке «придёшь домой — там сидит домовой, лапти сушит, тебя задушит»?

— Не ври. Высшим страхом оставался авиационный налёт, а чей безразлично: вражеский — вначале, родной — потом.

— Соглашусь, но какой бывал дольше и жестче, а какой слабее, гуманнее определить не смогу. Отсутствие страха сорта «сердце в штаны упало» объясню так: от рождения в каждое двуногое создание заправлена порция здоровья и страха. Призыв «укрепляйте здоровье» глупейший из всех существующих призывов: здоровье следует беречь доступными способами, но не укреплять, если оно и без того крепкое. Всякие укрепления разрушают здоровье.

— Пример?

— Нынешние занятия спортом за деньги. Порция страха потерять здоровье закладывается в каждого от рождения, а как эта порция расходуется зависит от характера. Сколько особей прожили отпущенный срок не потратив и капли страха — таких подсчётов никто не делал, но наша пара пришла к следующему:

— Перерабатываемые страхи разрушают нервную систему индивида.

— Как понимать?

— Просто: когда бомбёжка шла — о чём думал?

— Какое «думал», кто и о чем думал в налёт? Одна мысль сидела: «пронесёт, или кровавые ошмётки останутся»?

— Вот! А задумайся хотя бы раз «ничего, бомбёжка не вечна, отбомбятся аспиды и улетят. Сколько можно издеваться»! — нервная система осталась нетронутой, цельной до единой клетки.

— Нейрона, то есть?

— Его самого. Главное в нервной системе — знать и помнить когда следует пускать на переработку заложенные Природой порции страха.

— И когда?

— Раньше — лучше: если свалить на взрослого и мальца одинаковые порции ужаса — девять взрослых выйдут из испытания обделавшимися, а из десяти несмышлёных — один.

— С чего такая бухгалтерия?

— С того: малый не осознаёт опасность, а потому и боится на десять процентов, не более. С мальца спрос меньший, возрастом прикрыт, а что спросить с дяденьки в ероплане?

Дополнительные, сверхплановые страхи, чужие, приходят после того, как кончаются собственные страхи, и, понятное дело, посторонние страхи слабее своих внутренних.

— Да, пожалуй, первые страхи появились не стараниями взрослых, но прилетели на крыльях Люфтваффе. Активная переработка страхов была вначале, а потом налёты перестали пугать:

— Сколько трястись? Надоело — о каком «героизме» вести речь, если подлая память с ухмылкой говорит: «вспомни, как плюхался на живот при звуках воя стабилизаторов вражеских бомб»? Нехорошими окажутся слова, но всё же дозволю им выйти:

— Брать в переработку чью-то порцию страхов неизвестной марки? Пуганый воем вражеских бомб вначале, а потом родных, не отличавшихся музыкальной программой от чужих? Кому выражать признание за тренировки: врагам, своим? Только по этой причине не стоило праздновать «день труса» от какого-то голоса в ушах. Паниковать не стоило по другой причине: лежал с закрытыми глазами на изношенном диване и под защитой поговорки отеческого изготовления:

— «Глаза не видят — душа не мрёт»! — верный диван в паре с крылатостью оказались верными друзьями в испытаний прочности духа. Причин вспомнить крылатые выражения больше на порядок, чем крылатостей.

После тычка в ребро вся мудрость со стороны (книжная), куда-то подевалась, забылась, а от полной потери рассудка спасало горизонтальное положение тела. Со времён войны заметил: если смесь страха и ужаса сваливалась на тело в горизонтальном положении — коктейль наполовину терял силу и мощь, а потом, с каждым прожитым днём войны и на две трети… Появилась разборчивость: если когда-то ужас проявлялся в полной силе — со временем прежний ужас превращался в слабую страшилку.