Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– Еще бы.

– Вам тоже разбили сердце?

– Боюсь, я сам должен разбить кое-кому сердце.

– Хотите совет? Не делайте этого в ее день рождения, или на праздник, или в привычном для нее месте.

– Вы говорите так, словно побывали в моей шкуре.

– Ну, не без того. Я как раз выбрал не тот день, не то время, не то место. И это сказалось.

– И во что это вылилось?

– В декабре будет тридцать два года, как я женат.

– Мои поздравления. – Ники протянул руку: – Ники Кастоне.

– Эд Шонесси. Все зовут меня Большой Эд.

Дядя Дом откинулся на водительском сиденье «четверки», словно в обитом бумазеей мягком кресле в углу гаража, где он дремал или слушал игры «Доджеров» по радио. Левый локоть он выставил в открытое окно водительской двери, руль покоился в ложбинке между большим и указательным пальцем, а правая рука обнимала спинку пассажирского сиденья.

Когда они встали в очередь на автомобильный паром, у Дома заурчало в животе.

– Ники, пошарь там в корзинке для пикника, что нам тетушка твоя собрала.

– Сейчас. – Ники дотянулся до корзинки на заднем сиденье и поставил ее себе на колени. – Да тут всякой снеди полно.

– А что именно?

– Кавацуны . Сэндвичи с ветчиной и маслом. Оливки. Печенье.

– А попить что?

– Лимонад.

– Вот умница моя! Ники, когда женишься, неважно, на своей худосочной ягодке или…

– На Пичи?

– Ага, на девчонке Де Пино этой. Худышке. На ней ты женишься или еще на ком, но выбирай девчонку, которая умеет собирать корзинку для поездки в автомобиле.

– Так что вы будете?

– Сэндвичи и оливки оставим на обратный путь. Подкрепимся кавацуном . На этом мы продержимся какое-то время. Люблю поесть сладенького перед сделкой.

Ники развернул широкий полукруг из теста, который тетя Джо предусмотрительно разрезала надвое. Хрустящая корочка, начинка из взбитой рикотты , яйца и ванили. Дядя и племянник откусывали и блаженно жевали нежную вкусноту. Не было слов, чтобы описать, какое легкое и вкусное лакомство эти кавацуны , так что ели они молча.

– Дядя Дом, вы знали моего отца?

– Да, знал. Не очень хорошо, правда. Но знал.

– И какой он был?

– Хороший парень. Почему ты спрашиваешь?

– Интересно.

– Раньше ты никогда не спрашивал.

– Не считал, что это уместно.

– Почему?

– Ну, вы знаете, как это бывает, о чем-то можешь спросить, а о чем-то не стоит.

– Ты, сынок, можешь спрашивать меня о чем угодно. Я – открытая книга с оборванными страницами. Мама твоя была красавица.

– Я ее помню.

– Все, кто ее знал, никогда ее не забудут. Твоя тетя до сих пор плачет, так по ней скучает.

– А вы скучаете по своему брату?

Дом крякнул.

– Нет, не скучаю.

– Он ведь еще жив.

– Да, жив.

– Тогда это другое дело. Если бы он умер, вы бы испытывали другие чувства. Или нет. Не хочу говорить за вас.

– Я стараюсь не думать об этом. И не могу ничего изменить.

– Можете. Вы в любое время, когда захотите, можете пойти на Фицуотер-стрит и поговорить с ним.

– Я не хожу туда, где мне не рады.

– А если бы он к вам пришел?

– Мои двери всегда открыты.

– Значит, вы скучаете по дяде Майку.

Дядя Дом стряхнул крошки с рубашки.

– Ну, скучаю по нашему общему прошлому. Он знает то, что только он может знать обо мне, и наоборот. Вот доживешь до моих лет, поймешь. Но приходится на другую чашу весов положить Sturm und Drang , суматоху и возбуждение. А когда дело касается твоего дяди, то очевидно, что чаши то и дело качаются и шатаются.

– Если бы у меня был брат, я бы не смог жить совсем рядом с ним и не видеться.

– Я знаю, что Майк есть где-то там.

– Но вы не разговариваете друг с другом.

– Но знаю, что он там.

– И этого достаточно?

– Должно быть достаточно. Уже ничего не поправишь.

– Почему?

– Слишком все запутано. Слишком.

– И это все?

– Просто нужно это принять. Я ходил к священнику поговорить об этом. И он рассказал мне историю про Возрождение. Смешно, что всякий раз нужен ирландец, чтобы рассказать итальянцу о его народе. Словом, я рассказал ему о своих горестях, потому что виноват в этой ситуации. Я старший брат, я несу ответственность, понимаешь? Первородство – понятие, уходящее корнями в Библию, к Исааку, Иакову, Исаву, это основа закона как такового. Первенец получает все. И никаких разговоров. Так вот тот священник сказал, что мы с Майком были соперники, как Микеланджело и Леонардо Да Винчи. Когда мы работали вместе, мы собачились и у нас были проблемы. Но когда мы разделились, у меня дела пошли хорошо и у него дела пошли хорошо. Священник сказал: «Иди поговори со своим братом, и будьте просто братьями. Оставьте бизнес в стороне». Но я не смог этого сделать. Было слишком поздно.