– Когда мама умирала, она просила меня присматривать за тобой. Сказала, что, может, ты женишься второй раз. Она думала, что Моника Спадони уже положила на тебя глаз.
– Она сошлась с обойщиком из Метачена.
– Так что в этом мама ошиблась. Но и ты ошибаешься, говоря о ней. Она любила тебя, восхищалась твоей работой и поддерживала театр. Я почти уверена, что она наслаждалась Шекспиром даже больше, чем ты. Поэтому не стоит бичевать себя за то, что ты сделал или не сделал. Ты сделал много, и этого достаточно. И ты тоже многим пожертвовал. И поэтому я не хочу, чтобы ты был вынужден жить с Еленой, ее мужем и их шумным выводком или с Порцией в Нью-Йорке. Ты останешься здесь, в своем доме, где у тебя есть покой, и кухня, и сад, который, может, и не особо хорошо выглядит, но по-своему растет как умеет. Договорились?
Сэм Борелли кивнул, потому что говорить он не мог. Он боялся, что заплачет, и последнее, что он хотел, – это чтобы Калла его пожалела.
– Я помою посуду. – Она поцеловала отца в щеку. – Тебе ничего не надо?
– Не-а. Спасибо.
Калла ушла в обветшавший дом. Зажглись уличные фонари, розовые лучи пробились через сумрак, словно осветив сцену. Сэм пил эспрессо и воображал, что могло бы развернуться на этой сцене.
Сэм перечитывал «Лира», и «Ричарда», и всех «Генрихов», ища совета у королей. Он возвращался к пьесам, захватившим его в юности, но теперь все эти истории стали ему понятны, он находил мудрость в стихах, фразах, описавших его боль и бесконечную тоску по последнему акту жизни. Монологи и диалоги, однажды бросавшие ему вызов на сцене, теперь стали для него литературой, и он мог читать их просто в поисках ответа. Сэм всегда чувствовал ясность и прозрачность шекспировского канона, но теперь обнаружил там еще и утешение.
Лир испытывал дочерей, поэтому Сэм не делал этого никогда. Ричард покровительствовал фаворитам двора, что и привело его к поражению, так что Сэм тщательно следил, чтобы в труппе соблюдалось равенство. Генрих IV убедил Сэма передать театр Калле, следующему поколению, чтобы он стал ее собственностью и отражал новые взгляды. Но у Шекспира, такого знакомого Сэму, в текстах, сопутствовавших ему многие годы, не было ничего, что могло бы подготовить его к последней сцене его жизни.
Сэму Борелли трудно было поверить, что он прибыл по месту назначения. Он никогда не думал, что может состариться, но это случилось. Он никогда не предполагал, что переживет жену, но пережил. Он не предвидел время, когда не сможет работать, ставить пьесы, вести дела театра, но и это произошло. Так что он проводил время за чтением пьес, которые всегда доставляли ему удовольствие, пытаясь обрести в их чтении смысл жизни на последнем отрезке.
Он сомневался, что успеет срежиссировать это таинство.
С самого начала своей карьеры Сэм Борелли взял за правило ставить финальную сцену каждой пьесы уже на первой репетиции, и со временем этот прием стал его личным почерком. Актерам это никогда не нравилось, но Сэму такой подход давал возможность посмотреть на пьесу как на целое и подвести игру к задуманной развязке. Так и в жизни: если человек вообразит себя на смертном ложе, он будет способен принять лучшие решения, зная, что его ожидает в конце. Или, по крайней мере, он проведет отмеренное ему время умнее.
Ночное небо над Белла-Вистой, украшенное серыми облаками, заслонявшими звезды и луну, отливало фиолетовым. Под огородиком на плоской крыше дома Палаццини мерцала вся округа, мерцали ряды огней над садами, а оранжевый янтарь на жаровнях сверкал, словно корзины с золотом.
Эльза одна на крыше поливала помидоры и наслаждалась свежим воздухом. Ники открыл дверь, ведущую на крышу.
– Извини, Эльза. – Ники повернулся, собираясь обратно на лестницу.
– Нет, нет, поднимайся. Сегодня было безоблачно, так что им хватило солнца. Но надо побольше воды.
– Вроде ночью будет дождить, – сказал Ники, поглядев на небо.
– Может, и будет.
– Хороший урожай?
– Хватит на две зимы.
– Слушай, давай я помогу. – Ники отобрал у нее шланг.
Эльза села в шезлонг и вытянула ноги.
– Малыш спит? – спросил Ники.
– Он всегда засыпает в восемь.
– Ты знаешь, что тетя Джо от тебя в восторге?
– Почему?
– Твой мальчик живет по режиму.
– Я помню маму, и как она вела наш дом, так и я делаю.
Ники кивнул.
– Все о тебе беспокоятся, – сказала Эльза. – Ты уверен, что следует порвать с Пичи?
– Во мне уверенности даже больше, чем когда я просил ее выйти за меня.
Читать дальше