– Калла, пожалуйста, прекрати есть хоть на минутку! – Он отобрал у нее сэндвич и положил на тарелку. Отодвинул бутылку содовой. – Я хочу стать твоей семьей.
Ники перегнулся через стол, взял лицо Каллы в ладони и поцеловал ее.
И когда его губы коснулись ее губ, звуки вокруг стали явственнее, громче. Она слышала радио в кафешке Сола, рокот подъезжающего грузовика, раскатистый смех из-за раздаточного окошка. Все это сливалось в некое подобие музыки, никогда прежде не слышанной. Она забыла про сэндвич, в ней пробудился голод по поцелуям Ники.
– Извините, мистер Карл. Это моя подруга Вив. Она тоже смотрит «Любовь к жизни». Она большая ваша поклонница.
– Я сейчас слегка занят, – сказал он, не открывая глаз, и снова поцеловал Каллу.
– Я вижу. Но мы немного спешим. У Вив собрание общины в церкви, и там строгое расписание.
– А я отвечаю за кофе с тортом, – твердо сказала Вив.
Ники встал и протянул руку. Вив и ее подруга были крошечными итальянками хорошо за семьдесят. Каждая в отдельности казалась сущей овечкой, но вдвоем они были как две монтировки.
– Очень рад, Вив.
Электрический ток желания пронзил Вив, она чуть не заискрилась.
– Господи, да вы высоченный!
– Я закончил расти, когда мне было восемь.
Дамы переглянулись.
– Несомненно, – кивнула Вив. – Не подпишете мне конверт для пожертвований? У меня больше не на чем.
– Если только вы не заставите меня его наполнить.
– Что вы, нет.
Ники поставил автограф на обороте конверта для пожертвований в пользу церкви Святого Фомы Аквинского.
– Спасибо вам! Я теперь ни за что не опущу его в корзинку.
Дамы засеменили прочь, как две белки, поделившие единственный орех.
– Что теперь? – Калла скрестила руки и откинулась на спинку стула.
– Зависит от того, насколько хорошо ты знаешь Шекспира.
– А ты проверь.
– Что произошло в третьей сцене четвертого действия «Двенадцатой ночи»?
– Себастьян и Оливия поженились.
– Значит, нам нужен священник. Вот и все. Если ты выйдешь за меня.
Калла Борелли заглянула в глаза Ники Кастоне. Они были сразу и голубые, как вода у побережья Санта-Маргерита, где она страстно мечтала побывать, и серые, как половицы на крыльце старого дома на Эллсворт-стрит. В одно мгновение он стал всеми сказочными краями, о которых она грезила, и единственным родным домом. Он был ее прошлым и ее настоящим – тем неуловимым мигом, который, как пытался объяснить ее отец, существует в театре, лишь когда актер и публика становятся одним целым. Но Ники был еще и любовью, о которой она грезила, которую она ждала всю жизнь, даже уверившись, что эта любовь никогда не станет ее любовью. Калла и представить себе не могла, что ее настоящая любовь сперва явится к ней в обличье друга.
Калла не хотела быть чьей-то женой. Не хотела выходить замуж, как ее сестры или как мама. Она не знала, чего хотела. Не хотела менять фамилию, предав отцовскую, как будто его и не было на свете и он ничего не значит. Родись она сыном своего отца, она носила бы ее с гордостью. Почему она должна принести в жертву фамилию Борелли из-за того что родилась девочкой? Калла хотела собственной жизни, такой, что могла бы расти вместе с другой, как раздвоенные стволы сирени, обвивавшиеся вокруг водосточной трубы у служебной двери, которые она никогда не разделила бы, боясь лишить любимый театр его красоты.
– Почему ты хочешь жениться на мне? – спросила она.
– Честно? Потому что все девушки, которым я делал предложение, меня отшили.
– И сколько же их было?
– Четырнадцать.
– И это все?
– Тебе мало?
– Тебя вся страна смотрит.
– Я читаю не все письма от поклонниц.
– А надо бы, наверное.
– Так что ты мне скажешь?
– Я никогда не разрешала себе даже подумать, что это может случиться.
– Почему?
– Не хотела разочаровываться.
– Но теперь тебе это не грозит. И еще раз спрошу. Что ты мне скажешь? Я вишу тут, как декорация на сцене. Та, у которой шкив вечно застревает. Один толчок в неверном направлении, и я рухну на пол, насадив Хэмбона на реквизит.
– А как ты объяснишь это все остальным женщинам?
– Калла Борелли, ты единственная женщина, в которой я никогда не сомневался.
– Я на мели.
– И я там бывал.
– У меня долги.
– Мы с ними разделаемся.
– Я люблю командовать.
– Я знаю.
– Я не изменюсь.
– Так держи меня под каблуком.
– Я иногда считаю, что знаю все.
Ники кивнул:
– Очень часто.
– Я сама себя стригу.
Читать дальше