Дэвид Духовны - Мисс Подземка

– Плана “Б” нет. План “Б” – пытаться выдержать план “А” и надеяться, что ближайший месяц с чем-то пройдет без всяких событий, как постмодернистский роман.

– Не очень-то утешает.

– В том-то и дело. Ну ладненько – а ну булыгу двигать? – Сидни произнес это так, будто сперва ей залудил, а теперь бодрил.

– А ну булыгу двигать, – отозвалась она и кивнула, но не двинулась с места. – Так все же теперь-то что?

– Теперь, – ответил Сидни со вздохом, – ждем.

– Чего? – спросила Эмер, возвращая Сидни мокрый платок.

– Будем надеяться, ничего.

Образ катастрофы, который Сидни посеял у Эмер в мыслях, образ вулкана или взрывчатки, отчего-то пустил корни и расцвел. С тех пор каждый школьный день Эмер бдела сверх всякой меры, словно пес в аэропорту, натасканный на бомбы, настроенный на запахи и звуки, людям не слышные: тиканье часов, рокот подземки неподалеку, топот целого класса маленьких ножек по лестнице – все они вестники природной или рукотворной катастрофы, какая того и гляди обрушится Эмер на голову. Сидни попросил, пока не “заполыхало”, больше эту тему в разговоре не поднимать. Через несколько дней Эмер отправила Сидни СМС с вопросом, как у него дела, он в ответном СМС сказал, что Эмер не следует писать ему СМС, что он слишком стар, “как Хиллари” [168] Отсылка к высказываниям губернатора штата Мэриленд Мартина О’Мэлли, выдвигавшего свою кандидатуру от Демократической партии на президентских выборах 2016 года; в своих выступлениях недвусмысленно намекал на возраст Хиллари Клинтон и на необходимость омоложения политических сил в США. , и не знает, как выбрасывать в мусор всякое электронное.

Эмер разделяла его беспомощную паранойю перед “облаком” и подумала, что Сидни рассуждает разумно, а потому написала: “Если окей, живем дальше” – и отправила, лишь потом углядев, что автокорректор заменил формулировку на более красочную, хоть и менее внятную: “Ослики, живем дальше”. Сидни не ответил. Очевидно, он не возражал, чтобы ослики жили дальше, и на том их с Эмер переписка замерла.

Сидни запретил ей делиться происшедшим с кем бы то ни было, особенно с Иззи, ближайшей подругой на всей планете. Это еще больше обособило Эмер в ее мире паранойяльного восприятия и обострило чуткость к намекам и интригам, и всамделишным, и вымышленным. Она чувствовала, как мыслительные процессы у нее в мозгу мотает из стороны в сторону, от рационального к интуитивному, от логики к суеверию, – ум собирал закономерности и подтексты, как человек, напрочь заблудившийся на вечерней прогулке по незнакомому лесу, стал бы, пока садится солнце и холодает воздух, сберегать воду. На всякий случай. Коварство и заговоры мерещились Эмер повсюду.

Конечно, Иззи заметила, что с Эмер что-то “не то”, и пристала с расспросами. Но Эмер удалось эмоционально отстраниться и в целом избегать Иззи в школе, прятаться почти от всех ее звонков и СМС. Когда Иззи наконец приперла ее к стенке и Эмер была на грани того, чтобы разболтать лучшей подруге правду, Иззи бросила ей фальшивый спасательный круг – предположила, что, может, Эмер встречается с тем загадочным мужчиной. Эмер благодарно вцепилась в эту подсказку и признала, что отношения продолжились, но мужчина оказался женатым, и как раз по этой причине Эмер последнее время таится, явно презирает себя больше обычного и держится неестественно.

Добрая Иззи пофыркала от мысли, что Эмер взяла на себя ответственность за адюльтер, и сказала ей, что это пусть муж с женой разбираются, а Эмер тут сама себе хозяйка. Пожурила подругу за то, что та вредит “сестре”, но больше радовалась, что Эмер наконец, после стольких лет, влюбилась в парня. Эмер полегчало, но все равно тяготило, что приходится выдумывать для Иззи новости о своих отношениях. От этого чувство обособленности и раздвоенности только усилилось. Эмер решила, что в конце концов – через месяц с чем-то – она скажет Иззи, что они с тем мужчиной расстались, и на том все. Чувствовала себя актрисой в спектакле, забывшей свои реплики и импровизировавшей “в образе” – с надеждой, что аудитория не подловит ее, а там уж и текст вспомнится.

Через несколько недель на “Убере”, “Лифте” и прочих такси Эмер начала сокрушаться о потраченных суммах, а потому одним поздневесенним утром подалась обратно в подземку. И впрямь соскучилась по этим поездкам на работу, по людной укромности, громкой тишине – и “Ходу мысли”.

И действительно: неделя поездок в метро в школу и из школы слегка расслабила Эмер. Вроде как все будет тип-топ, бомба не рванет, вулкан не извергнется – тут не Помпеи, Кон не возникнет. Один раз она заметила в метро мужчину, похожего на Кона по очертаниям, и ее удивил собственный отклик. Вслед за первой волной перепуганного адреналина Эмер ощутила вторую волну – надежды, игривого, головокружительного предвкушения, благодаря которому она осознала, что по-настоящему желает от этого мужчины большего. Может, объяснения? А потому продолжила кататься в подземке, внушая себе, что все кончено, и надеялась, едва признаваясь в этом, что, возможно, нет.