Дэвид Духовны - Мисс Подземка

Когда его сигарета дотлела почти до конца, он заговорил:

– Надо Божья помощь.

Акцент у него был густой, словарь ограничен и беден на глаголы и артикли, однако намерение оказалось отчетливым.

– Божья помощь? – переспросила Эмер.

Он кивнул.

– Помощь – какая? Церковь? Вам нужен священник?

– Священник нет! Беседа. Вы помочь. Знаете Бога?

– Конечно. Мы время от времени разговариваем.

Шутка до него не дошла – кажется, он вообще не расположен был понимать шутки.

– Хорошо. Хорошо. Пойдете? – Он впервые улыбнулся; зубы побуревшие, кривые.

– Куда?

– Вы помочь? Отец, Сын, Святой Ух?

Он вновь протянул руку, осторожно положил пять долларов обратно ей в ладонь и сомкнул ее пальцы на купюре.

– Вы мне помочь?

Этот жест тронул Эмер.

– Как?

– Я показать. Вы пойти. Я показать.

Он изобразил облачение в куртку и руками поманил ее за собой.

– Сейчас?

Китаец улыбнулся так, будто это лучшее, что им обоим когда-либо приходило в голову. Эмер никуда идти не хотелось совсем. У нее утром уроки, но раз уж сама открыла эту дверь, то ощущала теперь ответственность. Потянулась за курткой и пошла за китайцем к лифту, улыбаясь и повторяя про себя: “Святой Ух”.

Когда они выходили из здания, Папа, словно опытный комедийный актер, глядя на эту странную парочку, вскинул брови. Доставщик устроился над рамой своего доставочного скакуна и поманил Эмер садиться в седло.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Хан.

– Хан Со-ло?

Смеха не последовало.

– Ладно, Хан, давайте адрес, я доеду на метро.

Он покачал головой:

– Чайна-таун бардак.

– Найду, адрес, ну.

Она почувствовала себя расистом – слова выкидывает из фразы, опускает “я”, опускает “давайте” – и решила это прекратить.

– Быстрее, – сказал он. – Я быстрее. Ве́лик.

Какого черта. Она вскочила в седло позади Хана, тот встал на педали и погнал к центру города. До Чайна-тауна путь неблизкий. Эмер пришлось взять Хана за талию, чтобы не слететь с велосипеда, в результате получился силуэт куда более романтичный, чем Эмер хотелось бы. Она оглянулась, когда они отъезжали, и увидела Папу на тротуаре – Папа качал головой и по-гаитянски презирал их взглядом.

Поездка в центр получилась трудной – для Хана уж точно тяжелее, чем для Эмер, – но до странного прекрасной. Велик у Хана оказался моторизованным – такой вот гибрид велосипеда с мотоциклом. Если Эмер когда и каталась так далеко по Манхэттену на велике, глазеть по сторонам ей все равно было совсем недосуг. Она привыкла перемещаться по городу под землей или в автомобилях, которые едут слишком быстро или ползут слишком медленно, в них не расслабишься.

Они прокатились мимо Таймс-сквер, сюда Эмер и не ходила почти никогда, особенно вечером; сейчас площадь казалась заброшенной, как в “Бегущем по лезвию”, подумалось ей; после “Мэдисон-сквер-гарден” – дома отцовых любимых многострадальных “Никсов” [134] “Нью-Йоркские Никербокеры” (“Никсы”) – нью-йоркская профессиональная баскетбольная команда; никербокер – неформальное название первых голландских поселенцев на Манхэттене и их потомков. – город сделался более сонным.

Хан потел, крутя педали, и Эмер боялась, что их могут увидеть родители тех, кого она учила в Деревне, поскольку многие семьи из школы Св. Маргариты жили как раз здесь. Как потом объяснять, с чего это она оказалась в подобном положении – велоподружкой Хана Со-ло? А надо ли вообще объяснять? Попадает ли этот поступок в диапазон допустимых для мисс Эмер? На светофорах она смотрела вниз, будто от этого меньше бросалась в глаза пешеходам. По имени ее никто не позвал. Хан курил всю дорогу без остановки, никотиновые выдохи – эдакий выхлоп их транспорта.

Примерно у Мотт-стрит в Чайна-тауне Хан, наконец притормозив, покатился по инерции с одной ногой на педали и остановил велик напротив какого-то магазина. Поспешил по ступенькам ко входу, приговаривая “прошу” и жестом призывая Эмер следовать за ним. Провел ее на зады заведения – как оказалось, просторного склада всякой азиатской дребедени из 99-центовых лавок, то ли “Азума”, то ли “Зума”, они прут в Нижнем Ист-Сайде как грибы. Отмахиваться от всей этой бросовой керамики и чепухи легко, но Эмер всегда казалось, что все эти безделушки отвечают глубинной человеческой потребности заполнять пустоты красотой, на какую любой надеется, или чем-то вроде красоты, скорее, неким пластиковым симулякром понятия о красоте – и чтобы по карману. Словно всякая заваль способна держать ужас в узде.