Алеся Казанцева - Режиссёр сказал - одевайся теплее, тут холодно (сборник)

Позвонил продакшен.

Говорят, здравствуйте, мы из «Говна продакшен».

Я говорю: как-как? Еще раз!

А связь плохая, через букву пропадают, икают, они еще раз говорят по буквам: Гов-на продакшен!

Думаю, офигеть!!! Как честно! Какие они дерзкие!

Предложили проект. Три дня съемок в Москве, один в Сочи. Я их слушаю, слушаю. Лежу как оглушенная рыба после ночной смены. Думаю, «Говна продакшен»… 4 дня… с выездом… Надо ли мне это? Сказала им на всякий случай нереальный гонорар.

Они тоже, наверное, охренели, но вида не подали. Я просто слышала, как звонившая девочка стала медленнее говорить.

Начала со мной обсуждать детали, числа. Хотя мы обе понимали, что никогда не встретимся.

Потом оказалось Grandma production.

Художник-постановщик Гриша Пушкин с режиссером Глебом Орловым смотрят декорацию. Квартира старого преподавателя.

Гриша в каком-то нереальном гневе кричит «КТО ЭТО СЮДА ПОСТАВИЛ?!?!»

И достает из шкафчика на втором плане керамического бельчонка. Ему говорят: «…ну… Гришенька… это ж наполнение…»

Гриша кричит: «Я ЭТО ГРЕБАНОЕ НАПОЛНЕНИЕ ВИЖУ НА КАЖДОЙ СЪЕМКЕ!!!! Я ЧТО СКАЗАЛ СЮДА СТАВИТЬ?!?!? И ЧТО ПОСТАВИЛИ ВЫ?!?!?»

И раз со всей силы этого бельчонка в пол.

Все такие смотрят.

И молчат.

Молчат.

Молчат.

Кто не знает, Григорий очень талантливый художник кино. Он снял много хороших фильмов. Очень интеллигентный, сдержанный и воспитанный человек. То, что Гриша кричит, – это нереально, как если бы идеальная рекламная мама начала плеваться в камеру йогуртом.

ГРИША КРИЧИТ: «Я ЭТО НАПОЛНЕНИЕ ПОСЛЕ КАЖДОЙ СЪЕМКИ ВЫНОШУ НА ПОМОЙКУ УЖЕ ШЕСТЬ ЛЕТ!!!!!»

Все молчат. Даже режиссер. А он обычно не молчит.

Голос постановщика Олега: «Гриша, ты когда выносишь на помойку, хоть закапывай».

Реквизитор Саша: «А то мы по запаху находим».

Продюсер Максим: «И поливай сверху гашеной известью».

Гриша ушел, все разошлись. Реквизитор смотрит на разбитую белку и говорит: «Склею».

Чем еще хороши дети, так это тем, что можно отдавать себе долги. Вот, например, мы жили в Барнауле около гостиницы «Колос». Вдоль гостиницы была терраса с кафе-мороженым. Мороженое наливали в металлическую креманку. Оно было из автомата, таким немного жидким. Сверху посыпали тертой шоколадкой. Мороженое выдавливалось завитком и сверху получался загнутый крючок. Ложечки были алюминиевые, немного гнутые. Мороженое не сливочное, а пустоватое на вкус. Думаю, они его бодяжили водой. Вкуснее не было ничего на свете. Я готова была делать все, вообще все, все совсем. Только бы меня туда взяли. Вылизывала языком чашечку до блеска. Много было нельзя, потому что якобы горло. Эта тупая инфа про горло испортила детство многих людей. Тертая шоколадка замерзала в мороженом и дубела. Так вкусно было давить зубами эти комки. Прошло 35 лет уже, я побывала во многих странах, ела разное. И часто думаю, что надо было вот тогда разрешить много мороженого, вот в тот момент и именно того самого. Сейчас-то не интересно. Да и нет уже такого. И не будет никогда ни того желания, ни той гнутой ложечки. Я пыталась как-то повторить тертый шоколад, но и тут полный провал. Комки уже не те. Ни размер, ни их плотность, все не то!

Сегодня шла по магазину и вижу – пони ростом с дочь. Огромная розовая поня, как ее называет Ася. У Аси сейчас период понь. Играет только в них. А тут вдруг вот оно – меховое чудовище. Разноцветная грива, хвост. Через полгода Ася полюбит щенков и бросит пони. Но сейчас-то, вот именно в этот момент, она любит поню.

Я прошла мимо, потом вернулась, потом опять ушла. Поня по цене героина. Стояла, смотрела долго на это синтетическое зверь. Купить сейчас Асе поню – это вернуть себе долги за мороженое. Инфа про горло была ложной, я вообще никогда не болела. У нас просто не хватало всегда денег, вот и все.

Купила, бежала с ней, именно бежала, не могла идти, представляла, как Ася запрыгает, закричит. Она радуется, как принято видеть в рекламе: хлопает в ладоши и смеется, идеальная 100 % радость. Как легко ее радовать сейчас. Хорошо, что в этот момент она любит просто поню. Потому что потом она полюбит Никиту, а Никита будет любить Лизу. И Никиту я так быстро не смогу ей оформить. Кроме того, я вообще не смогу ничего поделать с этим нескладным тупым Никитой (черт бы тебя побрал, парень). Буду гладить Асе голову, вытирать ее горячие слезы, и она никогда не поверит, что Никита – не навсегда. Никита – это как мороженое и пони. Потом она полюбит Еремея. Сейчас же модно называть именами из сказок. И уже я буду закатывать тогда глаза, а она скажет: «Мама, ну рожу сейчас, все равно это надо делать когда-то…»