— Спасибо, но тематические сходки ячеек общества потребления меня не очень-то привлекают, — нахмурился Аристарх.
— О, вот как? — не сдержав лукавой улыбки, хмыкнула Алиса.
— Просто я не из тех, кто любит обвешаться грудой блестящего мусора и трясти им у всех перед глазами, или бегать с высунутым языком за дешевыми развлечениями…
— Надо же! А что ты любишь?
Это потребовало усилий, но Аристарх стерпел издевку.
— Я люблю, когда у меня над головой не висит удочка с морковкой, — не без гордости ответил он. — Поверь, мне как никому знакомо чувство, когда готов на все, лишь бы хоть на пару часов отвлечься от отвратительной действительности, хоть немного заполнить гнетущую пустоту внутри… но как это можно сделать пустыми побрякушками, я так и не понял. Растратить всю жизнь на мелкие удовольствия, разве это не то же самое, что выбросить ее?
Улыбка на лице Алисы становилась все шире.
— Вот значит как. Мне стоило догадаться. Ты из тех, кто отказывает себе во всех удовольствиях и маленьких слабостях, и все ради того, чтобы почувствовать…
— Независимость, — вставил Аристарх. — Самодостаточность, полноценность.
— Ага, я так и подумала. И все-таки, зачем намеренно лишать себя всех приятных мелочей? Зачем отказываться от того, что наверняка принесет тебе пусть небольшое, но удовлетворение, поможет отвлечься от навалившихся проблем, набраться сил? Может, ты этот… как их называют?.. мазохист?
— Вообще-то, я предпочитаю термин киник, — ответил Аристарх, чувствуя, как лицо заливается краской.
— О, нет, нет! Я два года изучала философию в институте, и могу отличить киника от мазохиста. Ты не независимости ищешь. Тебе просто нравится чувствовать себя отдельно ото всех, быть отверженным, непонятым. Может, это и позволяет тебе не раствориться в толпе, чувствовать свою полноценность и даже превосходство над другими, но так ты сам загоняешь себя в угол… вернее, уже загнал. Конечно, теперь ты свободен от давления толпы, но для чего ты свободен? Что ты будешь со своей свободой делать?
Алиса умолкла, внимательно изучая Аристарха: его лицо вытянулось, взгляд был направлен куда-то глубоко внутрь себя. Вдохновленная тем, что заставила его задуматься, она продолжила:
— Но можно чувствовать себя полноценной личностью и без ежедневного самобичевания. Незачем отказывать себе всегда и во всем, — это уже похоже на глупое суеверие, пустой ритуал, за которым не стоит никакой идеи. Намного лучше, когда человек умеет во всем соблюдать меру, брать столько, сколько ему нужно и когда нужно. Так можно наслаждаться чем угодно, и не боятся превратиться в… как ты там сказал?
— Ячейку общества потребления, — напомнил Аристарх.
— Точно! Ни этого, ни навязчивого желания выйти в окно. Вместо импульсивной истерии — в ту или иную сторону, — обдуманные и взвешенные решения по любому вопросу. Стоит попробовать, как думаешь?
Несколько мучительно долгих минут Алиса ждала ответа. Пытаясь понять, о чем думает Аристарх, она едва не просверлила в нем дыру глазами, и, когда он наконец заговорил, невольно вздрогнула.
— Всегда интересно пообщаться с человеком, у которого противоположные мысли, — неспешно протянул юноша.
— В твоем случае таких найдется немало.
— Я сказал мысли, а не мнение.
— Ну так что? — не в силах больше терпеть воскликнула Алиса. — Может, стоит поучиться получать удовольствие от жизни, прежде чем глупо ее выбрасывать?
Аристарх тяжело вздохнул.
— Давай это будет план «Б», хорошо?
Алиса прикусила губу. Ее распирало от негодования, ей хотелось кричать что есть мочи, но в голове крутилась сплошная ругань, поэтому она молчала, злобно прожигая Аристарха взглядом.
— Неужели ты не понимаешь, жизнь — это все что у тебя есть, — снова заговорила она. — Откажешься от нее — останешься ни с чем. Смерть — не выход, смерть — это ничто. Ты уже ничего не сможешь ощутить: ни облегчения, ни избавления от страданий. И наслаждаться превосходством над обществом потребления ты тоже не сможешь. Ты лишишься не только того, что есть, но и того, что может быть, а это, согласись, гораздо больше, чем…
— Ты видишь вон ту звезду? — прервал ее Аристарх, указав куда-то в ночное небо.
Алиса попыталась проследить за его пальцем, но быстро потерялась среди мириадов тусклых огоньков.
— Д-да… да, вижу.
— В тот день, когда она окажется вон там, — палец юноши едва сдвинулся с места, — твои правнуки уже будут седыми стариками. Они проживут свои долгие жизни, полные побед и поражений, триумфов и разочарований, любви и страданий, тысячи раз изменят свое представление о жизни и о себе самих, а звездное небо над их головами останется прежним и продолжит молча наблюдать, как все то же самое делают их дети и дети их детей, снова и снова… Что такое одна жизнь по сравнению с вечностью, Алиса?
Читать дальше