Гюнтер Грасс - Из дневника улитки

Когда Скептику дважды прокололи кочан салата и скалками избили мастера чемоданных дел Земмельмана, на земле Вольного города Данцига еще проживало 7479 евреев. Вскоре двадцати четырем врачам-евреям была запрещена врачебная деятельность; многие выехали, в том числе д-р Цитрон, практикующий врач, который каждое лето унимал сенную лихорадку у Скептика. (Больных неарийцев имели право пользовать только врачи Вальтер Розенталь и Курт Якубовский.)

Она хроническая — ничего с нею не поделаешь. Герман Отт утверждает, что сенная лихорадка в равной мере и угнетает его и успокаивает. Как только наступает лето, Скептик называет себя больным.

С августа следующего года нападения на синагогу Маттенбуден и разбитые стекла в доме прусской ложи у Оливертор стали повседневностью. Когда еврей Гершель Грюншпан убил в Париже германского дипломата фон Рата, в Германской империи были подожжены синагоги, разграблены магазины евреев, убиты или доведены до самоубийства многие евреи, арестованы и заключены в концлагеря тысячи и тысячи евреев. (Герман Отт занес в свой дневник только афоризм в духе Лихтенберга: «Имперская „Хрустальная ночь“ — это вместительная метафора».) В классном журнале его учеников (ставших тем временем старшеклассниками) записано: «Когда мы читали „Воспоминания детства“ Зельмы Лагерлеф, мы послали писательнице письмо и альбом с фотоснимками Данцига. Господин Отт и фрейлейн Меттнер готовили с нами вечер, посвященный ее творчеству».

Так называемая «Хрустальная ночь» 9 ноября 1938 года имела свой аналог и в Данциге: были подожжены синагоги в Лангфуре и Цоппоте. Невредимой осталась только Большая синагога у ипподрома, потому что, когда отряд СА хотел взломать главный вход, на защиту синагоги встали несколько членов Союза фронтовиков-евреев, в их числе ветеран мировой войны Исаак Лабан, и с помощью адвоката Бернхарда Розенбаума вытребовали полицейскую охрану. (На следующий день Розенбаум с женой поехали на лечение в Южную Францию. В Ницце его состояние ухудшилось; на возвращение рассчитывать нельзя было. Он послал письменный отказ от должности второго председателя общины. Но дочь его осталась; Герман Отт тоже продолжал преподавать, хотя розенбаумскую школу посещало все меньше и меньше школьников. В конце ноября в Вольном городе Данциге проживало менее 4000 евреев.)

Во многих письмах Скептик сделал тогда наброски научной работы, название которой пришло ему в голову, должно быть, в дни обострения сенной лихорадки: «Об улитке как посреднице между Меланхолией и Утопией». — Письма Скептика, где он как будто ссылался на Вальтера Беньямина, и ответы его корреспондента — как ни настойчиво я искал — обнаружить не удалось. (Бернхард Розенбаум умер в Ницце в 1940 году.)

Он, вероятно, рассматривал их как сестер: Меланхолия и Утопия называют друг друга Первопричиной; одна избегает и отрицает другую; обе упрекают друг друга в увиливании. И общение между ними осуществляет улитка: пунктуально, безучастно и цинично, как и положено посреднице.

17 декабря тридцать восьмого года, когда Скептик (в предрождественскую пору) начал догадываться о наличии в субстанции двуполых улиток лечебного средства против меланхолии (и, вероятно против утопии), еврейская община приняла решение покинуть Вольный город Данциг и эмигрировать. (Сионист Сегаль не просто говорил, он взывал.) Все члены общины, собравшиеся в Большой синагоге, встали, выразив тем самым свое согласие. Многие старики после этого лишились чувств.

Словно эхо прогресса — застой. Словно Меланхолия — оборотная сторона Утопии. Словно бревно — неподкупная помеха бегуну. Словно у конечной цели победителя приветствует печаль. Словно от хронической сенной лихорадки страдает весь мир, а не один только Скептик.

Так как выезд данцигских евреев надо было оплачивать валютой, стали оценивать стоимость земельных участков и недвижимого имущества: еврейские кладбища в Лангфуре и Штольценберге, полуразрушенные синагоги на Мирхауэрвег, на Маттенбудене, в Цоппоте, невредимая синагога у ипподрома, прусская ложа у Оливертор и земельный участок на Хуссаренгассе, 7, были оценены в 500 000 данцигских гульденов; но после переговоров с национал-социалистским крайсляйтером Кампе, принимать участие в которых пришлось и молодому адвокату Эрвину Лихтенштайну («Когда мой муж вернулся, лица на нем не было!» — вспоминала госпожа Лихтенштайн в Тель-Авиве), осталась скудная компенсация в 330 000 гульденов. В соглашении оговаривалось, что синагоги не будут использованы для мирских целей — они могут быть только снесены. Говорят, что старые раввины синагоги и кантор Большой синагоги Леопольд Шуффан после подписания соглашения плакали. — Так они продали свои синагоги и за выручку купили право на выезд в неизвестность.