— Михаил Александрович! Вас долго не было. Нам надо поговорить, — она выглядела озабоченной не на шутку.
— Слушаю Вас, — на работе, да и повсюду, он старался поддерживать самые формальные отношения. Меньше внимания, больше концентрации.
— Вы долго спали, я специально Вас не будила, понимаю, устанешь тут с нашими домочадцами… — слово «пациент» сёстры не любили и старались избегать, Мефистон еще не разгадал, почему, — За это время произошла страшная вещь, лучше присядьте.
— Рассказывайте прямо, — он начинал догадываться, о чем пойдет речь. Из уважения, присел.
— Начну с хорошего. После Вашего визита житель седьмой палаты спокойно спал, проснулся утром и встал. То есть, сам встал и пошел умываться! — учитывая прошлое состояние и статус «овоща», волнение сестры можно было понять.
— Я не удивлен, продолжайте.
— Он демонстрировал все признаки полного выздоровления и не понимал, что вообще у нас делает. Вызвали главного врача, сами понимаете, случай исключительный. Основания для содержания у нас исчезают… Попросили остаться еще на сутки, на всякий случай, для наблюдения.
— Разумно, что дальше?
— Конечно, много с ним говорили, снимали, записывали, ну, короче всё было хорошо до прошлой ночи. Он спокойно заснул, перед сном читал газеты. Господи, если бы не камеры я бы сама не поверила… — голос девушки начал дрожать.
— Говорите, я поверю во что угодно.
Девушка собралась, подавила комок в горле и резко выпалила.
— В общем, он убил себя. Потом была полиция. Смотрели видео. Опросили дежурную смену, забрали его и всё убрали. Случай очевидный. Теперь в седьмой пусто, я проветриваю.
— Стооойте. Подождите. Как убил? У нас даже повеситься негде, тем более в палате!
— Михаил Александрович, я вам рассказала суть, дальше лучше посмотрите сами. Полиция сделала копию записи. У нас исходная осталась.
Мефистон поблагодарил сестру и понял, о чем предупреждали его голоса. Что же, надо посмотреть видео.
Он сел за сестринский пост, нашел нужный файл за прошедшие сутки и запустил сначала. Хотел своими глазами увидеть как его пациент из лежачего «овоща» превратился в кандидата на выписку. Сестра не соврала. Пациент читал книги, газеты, делал зарядку. Запись была без звука, поэтому его голос и качество устной речи оценить было невозможно. Со стороны перед нами рисовался скорее постоялец гостиного двора, чем многолетний пациент психиатрии. Видеть плоды своих тяжелых трудов всегда приятно, даже когда знаешь, что финал трагичен. Болезнь побеждена, а дальше уж, была не была! Дневная запись не предвещала беды. Ночная тоже началась вполне обычно, но Мефистон знал, что психические угрозы набирают силы во сне, ибо «ночь темна и полна ужасов». Поэтому он настроился особенно внимательно и открыл глаза даже в Нави, чтобы понять все возможные причины событий.
Смотреть со стороны на спящего человека, когда он об этом не знает и не хочет, уже немного зловещий процесс. Ловить обрывки его мыслей и чувств, как Мефистон — вдвойне. Они всегда неясны, полны отзвуков бездонного океана Нави, и как все нечеткое и темное, открыты для воображения худшего. Лицо пациента было вполне безмятежным первый час-другой, пока он не провалился в фазу глубокого сна, где даже ученые не скажут до конца, что происходить в мозгу. В этот момент Мефистон почувствовал первые признаки тревоги. Глаза пациента двигались под закрытыми веками, судорожно дергались и бегали. Этого нельзя было увидеть на камере, приближения и качества в темноте далеко не хватало, но он мог видеть иначе.
Он уже хорошо знал, что глубокая телепатия — процесс рискованный, чужие чувства мешаются со своими. «Побывать в чужой шкуре» полезно, но болезненно. Вот и сейчас он чувствовал, что лоб пациента покрывается холодным потом, как и его собственный. Запись начала затягивать, как будто в темной комнате лежал он сам. Лежал и не мог пошевелиться. Темная волна ужаса поднималась как будто и в его груди. Пациент вскинул руки во сне и закрыл уже закрытые глаза. Жест бессмысленный и от того еще более дикий. Однако Мефистон научился различать оттенки ужаса, если так можно было сказать. Слишком долго боролся с ним сам и наблюдал в других. Он не мог увидеть то, что видел пациент, мог лишь подбирать следы чувств. Это был ужас перед неотвратимой и жестокой гибелью, такой мощи, что многие бы просто не проснулись или «тихо умерли во сне».
Но пациент не был сломлен, Мефистон был рад увидеть разницу между дрожащим существом за седьмым замком и страдающим человеком сейчас. Пациент как будто ожидал чего-то подобного. Тьма окутала его, подавила, сжала в тугую пружину холодного пота, но не сломила. Как бывает во сне, когда Вы чувствуете, что за спиной находится нечто столь ужасное, что нельзя оборачиваться, и чаще всего, просыпаетесь. Пациент, казалось, не мог проснуться. Мефистон ощутил, как всё его тело предельно напряглось, до судорог, как под тяжелой ношей. Дыхание участилось, пульс трепетал. В какой-то момент напряжение достигло высшей точки, пациент вдруг выдохнул, распрямился и решительно посмотрел в глаза ужасу за своей спиной.
Читать дальше