Хелен Джонс - Если ты мне веришь

— Кристен, — я назвал ее по имени, посчитав, что так я быстрее вольюсь в ее доверие, от чего девушка вздрогнула.

— Всем, кому я рассказывала свою историю либо старались держаться от меня подальше, либо покатывались от смеха. Так было несколько раз, и я не хочу, чтобы это повторялась вновь.

Я слегка погладил девушку по спине, и услышал плач. Она плакала тихо, едва слышно, часто шмыгая носом. Наверное, только поэтому я и понял, что она не сдержала своих эмоций, заплакав словно ребенк.

Девушка и правда была похожа на совсем несмышленое дитя, которое, определенно, нуждалось в моей помощи. А я, вообразив себя героем, выпрямился.

— Все будет хорошо, Кристен, — медленно произнес я, но потом сильно пожалел об этом. Она резко подняла голову так, что я сначала сильно испугался и, видимо, невольно вскрикнул от неожиданности, что совсем не подобает взрослому мужчине. Она посмотрела на меня красными опухшими глазами и со злостью произнесла:

— Мне так говорили тысячу раз! И где я теперь?! — она всплеснула руками, я едва успел увернуться от незапланированной пощечины. Ее голос настолько сильно изменился, что я не сразу понял, что это говорит та хрупкая девушка, которая только минуту назад сидела возле меня и плакала.

— Мисс Раян, успокойтесь, — проговорил я, глотая скопившийся поток слюней.

— Успокойтесь?! — Кристен повторила мои слова в довольно грубой форме. Она встала на кровать, затем спрыгнула вниз, с шумом падая на руки и ноги одновременно. Затем она поднялась, подошла к окну, что выходило на улицу и, дергая железные прутья, продолжала меня переспрашивать:

— Успокойтесь?! Успокойтесь?! Я в психбольнице, как здесь вообще можно успокоиться?!

Поняв, что решетку у окна не взломать, Кристен направилась ко мне. Я оставался на своем месте, повторяя, что главное — сохранять спокойствие, иначе больной почувствует свою власть над вами. Кристен заглянула ко мне в лицо и уже шепотом проговрила:

— Теперь у вас есть доказательства в том, что я душевно больная, — девушка подошла к входной двери и силой стукнула ее ногой, прокричав, что было мочи: «Я больная!».

Я продолжал сидеть на том же месте, выпучив, что было мощи глаза. Так, наверное, у меня было больше шансов разглядеть девушку и все, что с ней происходила. Мои ладони за несколько секунд так вспотели, что казалось, будто я только — только помыл руки. Но я, что было мочи, сидел, на прежнем месте, не шелохнувшись.

Девушка уже не обращала на меня внимания. Она не хотела причинять мне вреда, однако я начинал понимать причину ее агрессивности.

На шум сбежалась охрана, и я мог успокоить свои и без того расшатанные нервы. Кристен тут же вкололи снотворное, и она уже через мгновение без движений лежала на своей кровати, все так же подобая ребенку.

Когда я, немного успокоившись, вышел в коридор, то сразу же заметил взволнованного Грэма:

— Мистер Норвингтон, что — то случилось серьезное?

Я поджал губы, стараясь не выглядеть испуганным:

— Нет, Грэм, все в порядке. Обычный нападок больного человека. Такое часто бывает в первые дни нахождения их в больнице.

Грэм задумчиво кивнул и поспешил за мной в кабинет, расспрашивая, что конкретно произошло.

Но я не горел желанием рассказать своему помошнику все в подробностях, и просто отмахнулся рукой, ссылаясь, как всегда, на свои «важные» дела.

«Да, она определенно нуждается в лечении», — мысленно произнес я и закрылся в своем кабинете наедине с бумагами.

23 сентября 1982 года

На следующий день, возле больницы, я, как всегда, встретил своего верного помощника:

— Доброе утро, мистер Норвингтон! У меня для вас не совсем приятные новости, — Грэм прищурился, ожидая моего ответа. Я взглянул на него, не понимая, о чем именно он говорит, и мужчина тут же продолжил:

— Ваша пациентка, мисс Раян, всю ночь вела себя довольно шумно, — Грэм снова прищурился, словно вспоминал события прошлой ночи, — об этом сообщили дежурные, так что им пришлось надеть на нее смирительную рубашку и вколоть снотворного.

Услышав подобну новость, я тяжело вздохнул. Мне совсем не нравилось то, как вела себя Кристен. Более того, меня это раздражало.

«А ведь сначала все начиналось более чем удачно», — подумал я, — «еще день — два, и она бы заговорила со мной, и наконец, мне бы удалось узнать взгляд с ее стороны на то, что с ней произошло».

Я шмыгнул носом, прикусив нижнюю губу, и зашел в клинику, не отвечая Грэму. Но, мой помощник в этом и не нудался. Он будто прекрасно понимал, что сегодня я снова не в настроении. И поэтому не задавал бессмысленных вопросов, которые могли меня вывести из себя за долю секунды. Мужчина незаметно скрылся от моих глаз. Наверное, только он знал, когда я нуждаюсь в общении, а когда мне нужно побыть одному. Сомневаюсь, что я сам знаю себя настолько.