Степан Зотов - Велосипед

— Знаешь ли ты, что был сегодня не один? Что за твоей спиной, в лихую велосипедную атаку, поднялся Александр Матросов, монах Пересвет, Илья Муромец и всё святое воинство?

У меня нет слов… только рот приоткрывается. Руки отца сжимают мои плечи, он расправляет спину и кажется выше, каким я его еще не видел.

— Сейчас поверь. Обдумаешь и поймешь позднее. Знаю наверное, любишь играть в рыцарей, признавайся.

— Да.

— Тогда я должен сказать тебе, что думал сказать позднее, когда вырастешь. Но смотрю и вижу, пора.

Тут у меня совсем кожа идет мурашками. И голова даже чуть кружится, столько впечатлений за один вечер!

— Отвечай на мои вопросы честно, обдуманно и смертельно серьезно. Тебе было страшно?

— Да.

— Противник был сильнее, больше числом, и победа возможна только чудом?

— Да…

— И всё же ты вступил за правое дело, за слабого, очертя голову? Не ожидая награды?

— Да, но я же…. — Про себя думаю, ну не то чтобы, совсем-совсем не ожидая…

— Тихо! Ты вступил в бой, проливал кровь и стоял до конца, не прося и не зная пощады? Враги твои ушли, хромая, побитые?

— Да!

— Тогда данной мне властью я посвящаю тебя в Тайный Орден рыцарей света! — рот я открыл еще раньше, но тут по любому, в него влез бы весь рыцарь на коне — Готов ли ты дать клятву верности Ордену и сражаться в его рядах до конца дней?

— …Д-да. — Наверное, полагается лучше обдумывать такие клятвы, но меня слишком редко об этом спрашивают!

— Кровью, пролитой на поле сражения, я скрепляю эту клятву. — Тут он накрыл ладонью мою лицо. Ладонь была сухая и холодная — Ранами в горячем бою, я свидетельствую её истину. — Он прикоснулся к маминым пластырям на моих руках. Доблестью этого сердца да будет она нерушима. — Он коснулся моей груди, где под майкой сердце стучало, как молот кузнеца.

— И запомни, сын. Ничто не напрасно. Малой сегодня убежал, но придет его час, и он вспомнит твой пример и сам поможет другому. Пусть даже не тебе. Пусть даже за себя, примет бой, а не покорится. И даже если у него вновь не хватит духа — Орден не торгуется и не гадает о будущем. Подлецы и злодеи во всем мире трясутся от страха, потому что знают, где-то по их душу, уже несется лихая велосипедная атака. И не будет им покоя и сна. И да будет так до конца времён. А теперь, спать!

Отец улыбается мне и обнимает. Мои ноги подкашиваются, я с трудом нахожу концы одеяла и, как говорят, засыпаю мертвым сном, еще в полете до подушки. Посвященный Тайного Ордена!

— Ты же понимаешь, я не могла вас не подслушать, — заявила мама, приобнимая отца, когда он закрыл за собой дверь моей комнаты.

— Конечно, как и положено настоящей женщине, — заявляет он, с улыбкой, уже совсем лишившись торжественного тона Магистра Ордена.

— Пойдем на кухню, сделаю чаю, расскажешь мне про свои тайные дела. Давно выдумал? Или импровизация, колись? — на лице мамы играло лукавство, но тон выдавал еще тревогу: «Чем-то это кончится»?

— Импровизация. Давно. Всегда. Всё вместе. Ты же знала, за кого идешь замуж. Они пришли на кухню и, оставшись наедине, наконец, перестали выглядеть озабоченными родителями и превратились просто в любящую пару, где многое понятно без слов.

— Ты хочешь, чтобы он так и бросался на все амбразуры? Чтобы в следующий раз пришел с переломом, а потом и с дыркой в голове? И когда ты ему скажешь, что никакого Тайного Ордена нет? Или когда он сам поймет? Об этом ты подумал? — мама явно копила эмоциональный заряд еще с момента открытия двери в столь поздний час. Хотя подслушанный обряд не мог оставить равнодушным даже женское сердце. Тон вопросов был куда мягче, чем мог оказаться полчаса назад.

— Подумал. Он впервые прошел через такое испытание. От того, что мы скажем ему сегодня, возможно, зависит вся его дальнейшая жизнь. Вся его судьба как мужчины. И тут лучше не продешевить. Послушай себя, фраза «бросаться на амбразуру» вошла в нашу речь, потому что были такие мужчины, с большой буквы, которые подставляли свою грудь вновь и вновь, за нас с тобой в том числе…

— Ох, не начинай. Я знаю, знаю. Ты хочешь нашему сыну такой судьбы? — Мама возражала, потому что она мама и такова её природа.

— Неужели кто-то хочет такой судьбы? Да минует нас чаша сия. Но чья-то грудь должна быть следующей, чей-то потрет должен висеть на стене и в момент истины, пусть у нашего сына найдутся силы не отвернуть взгляд… Давай будем надеяться, что потеря велосипеда будет в нашей жизни самой трагической. Чайный тост за это!