— Не бухтите. Пойду попытаю. Сколько надо…
И стал неторопливо подниматься по крутой железной лестнице к ярко освещенному кубу, откуда доносилась музыка, разговоры и женский смех. Видно, там гулеванили.
Потянул легкий ночной ветерок, и порванные деньги с шуршанием поползли от навеса на проезжую часть. Их стали поднимать:
— Можно склеить… Должны принять в банке. Заменят…
Подобрали все. Курили, ожидая старшего: с чем он вернется?..
А Иван ждать не стал. Одним разом навалилась тяжкая усталость, телесная и душевная, которая копилась все долгое лето: еще в марте он начал мимозы возить из Краснодара, потом пошло-поехало… Теперь — сентябрь. И все одно и то же: кабина, дорога, базы, рынки, менты, барыги, тревога, недобрые ожидания, тоска по дому, жене, сыновьям, которых все лето, считай, не видел; и обещанной рыбалки они так и не дождались, а ведь мечтали: река ли, озеро, палатка, костер… Господи… И все из-за чего? Из-за этих денег, проклятых бумажек. А эта красномордая скотина вылезла, изодрала бумажки и выбросила. Не бумажки он рвал и выбрасывал, но человеческой жизни дни: Ивана, его сыновей, жены, отца, матери, братьев — всех одним разом.
Горечь и усталость навалились. Жить не хотелось. А впереди еще…
Одно лишь было спасенье: повернуться и уйти, уехать домой.
Так он и сделал: ни слова не говоря, пошагал к своей машине, которая стояла последней в караване «Камазов», в ночной тьме. Дошел до нее, залез в кабину, завел, развернулся и поехал домой. Никто его не остановил.
К утру Иван был уже дома. Он оставил у подъезда машину, про дыни забыв, а в квартире, даже не раздеваясь, сразу лег на диван и заснул. Проспал он, с невеликими перерывами, почти двое суток. Проснулся в первый раз, разделся, помылся и — в постель. Потом еще раз встал среди ночи, чаю попил, чего-то поклевал, и опять на сон потянуло. Спал и спал.
Жена испугалась, пробовала его тормошить:
— Ты заболел? Что с тобой? Что случилось?
— Посплю, посплю… — бормотал он умоляюще. — Можно, я посплю.
Жена отступилась.
Проснулся окончательно Иван поздним утром, не сразу поняв, где он и что с ним, словно пришел в себя после тяжкой болезни ли, долгого забытья. Что-то там, далеко позади — черное, злое. А теперь — здоровое тело, ясная голова. За окном — белый день. Оконные шторы сдвинуты, но неплотно; солнечный, широкий луч освещает комнату, радужными бликами упираясь в стену, в большой семейный портрет на ней. Это уже давняя семейная фотография Басакиных. Все вместе: отец, мать, три сына и дочь. Еще молодые. Отец в смоляных кудрях, а мама — вовсе красавица: большие глаза, корона уложенных кос, добрая улыбка. Старшие дети: Павел и Маша — чернявые, невеликие ростом. У Якова и вовсе юного Вани материнская стать: светлолицые, высокие. Как давно это было… Какие все молодые… Последняя фотография, когда все жили вместе. Теперь Маша далеко: прилепилась к своей Камчатке, не вытянешь оттуда. А Павел и вовсе, то — в Африке, то в — Индии, летает и летает. А ведь вроде недавно… Но как давно!
Иван лежал и глядел на семейный портрет. Смотрел, и вздыхал, и тихо радовался: какие все милые и, слава богу, живы-здоровы.
Понемногу, но мысли возвращались в день сегодняшний, и о вчерашнем начинало вспоминаться. Тихо скрипнув, приотворилась дверь, и уморительно серьезная, настороженная мордашка младшего, пятилетнего сына Тимоши просунулась в открытый проем.
Иван зажмурился, но поздно. Глазастый Тимофей его разоблачил:
— Не притворяйся. Ты проснулся. А я тебя караулю, потому что некому тебя караулить. Мама на работе, Вася в школе. Я даже на улицу не выхожу… — подробно объяснял он ситуацию. — Дед приезжал и уехал. На твоей машине. Оставил нам десять дынь. Сладкие. Бабушка скоро придет. Она вчера приходила, принесла пирожков, мы тебе оставили, с капустой. Ты спал. — Сын подошел ближе и, рассказ закончив, сказал: — Хватит притворяться, открывай глаза, вставай. Ты никуда теперь не уедешь, машины-то нет. Будешь со мной, — и, с оглядкою, шепотом, предложил: — Давай ловить вампиров. Они в подвале скрываются. Мы с Никитосом их вчера туда загнали.
— А может, мне сначала позавтракать? — спросил Иван, поднимаясь с постели и раздвигая шторы. — Вампиры — это серьезный противник. Давай умоемся, позавтракаем и тогда…
— Они могут вырваться из подвала и спрятаться на мусорке, в мульдах.
— Мы их и там достанем, — пообещал Иван.
Завтракать усаживались вдвоем. Закипал чайник, шкворчало в жаровне что-то пахучее. Машины и впрямь за окном не было; отец забрал ее и дыни куда-нибудь пристроил. Спасибо ему, хотя это тоже — в укор. За отцом не заржавеет. Но семь бед — один ответ. А сейчас можно не торопиться, спокойно позавтракать, с сыном поговорить. Это уже праздник.
Читать дальше