Борис Екимов - Осень в Задонье

Дед Савва и сам был похож на икону: кроткий лик, добрые глаза, белая бородка, тихий голос, которым он пел молитовки: «Мати Божия Пречистая, воззри на мя грешного и от сети дьявола избави мя…»

А потом он угощал детей травным пахучим чаем и сотовым медом. Старик глазами был слаб, но пчел содержал, летом собирал травы. В невеликой хатке его пахло воском, чабрецом да мятой.

Дед Савва жил бобылем и был известен в округе как «молитвенник»: по старым обычаям отпевал и читал над покойниками, даже детей крестил в годы прежние. Помогал ему бедолажный родственник по прозвищу Мышкин, который зимой работал при басакинской скотине, а летом вольничал, жил возле деда Саввы, порою куда-то пропадая.

А вот у другого деда, Фатея, было много кроликов больших и малых. А у семейства Зухры — полный двор детворы. Тимоша здоровался там громко, со всеми разом: «Дэ дика дойла!» Суровый глава семейства Вахид отвечал, улыбаясь: «Дика, дика…» Отцу помогали все вместе, хором: Балкан, Зелимхан, Деши и даже вовсе маленькие Альвади и Малика: «Дика, дика…»

А потом вдруг, неожиданно, мать увезла Тимофея в поселок.

И сомкнулась над хутором тишина. Всякий день приходила к деду Атаману чеченская девочка Зухра, приносила свежую траву кроликам, играла с котятами да щенком, спрашивала:

— А он когда приедет?

Дед Атаман гладил ее по головке, угощал конфетой. Он тоже по мальчику скучал.

Прибредала баба Катя с костыликом, горевала:

— Где наша лопота? Наша говoря медовучая…

На басакинском дворе кухарка Вера ходила смурная, роняла посуду, гнала от себя мужиков: «Идите вы все…»

Тимоша через неделю вернулся. Но непростым было его возвращение. В родном своем доме, в семье, он на другой уже день заскучал; сначала рассказывал взахлеб про жеребенка Рыжика, щенка Кузю, девочку Зухру, про маленьких козлят, кроликов, а потом смолк, внезапно понимая, что все это: жеребенок, хуторское приволье, река, дед Атаман и другое, — все ушло и неизвестно когда вернется. Да и вернется ли?

На его вопрос мать ответила твердо:

— Побыл и хватит. Там — чужие люди. Отец работает, ему с тобой некогда возиться. Он скоро оттуда совсем уйдет.

Расставание навсегда ошеломило мальчика. Сам того не ожидая, он вдруг заплакал тихо и горько.

Матери это не понравилось, она спросила:

— Здесь твои мама, брат, бабушка, дедушка, все родные. Мы тебе не нужны? Не любишь нас? Жеребенок нужен? Его больше любишь?

Это было неправдой. Но мальчик не знал, что ответить и как объяснить. Слезы высохли, но в маленьком сердце, в душе появилась горечь. Тимоша не стал ничего говорить и ушел на волю во двор, где верный друг Никитос предложил выгонять вампиров из мусорных баков. Тимоша отказался. Вампиры — игра для маленьких. Их нет. Они только в мультиках. А вот жеребенок Рыжик, щенок Кузя, козленок да кролики, Зухра, дед Атаман, Вера — они живые, и весь хутор живой, речка и лес.

Немилым и скучным казался двор. В нем одно лишь спасенье — заветное потаенное место, о котором знали немногие.

Старое тутовое дерево, поднявшись среди тесноты гаражей, раскинуло свои ветви над крышами их. Там, в густой кроне, на толстых ветвях пряталась «халабуда», как называли ее: старые двери вместо пола, картонные, фанерные стены. Там было тихо, спокойно и зелено. Можно прикрыть глаза и оказаться не здесь, а во дворе деда Атамана, где без него скучают и ждут его.

Мальчик снова заплакал, а потом крепко уснул. Его начали искать, беспокоясь. И не сразу нашли.

К вечеру приехал старый Басакин, спросил внука:

— Чего воюешь?

— Тебе хорошо, — со вздохом сказал Тимоша. — Ты — дед.

Старый Басакин не понял:

— Чего в этом хорошего?

— Ты сам куда хочешь идешь и едешь. А меня никуда не пускают. Даже к папе, на хутор. Маленький да маленький… Надоело уже.

Старый Басакин поглядел на внука, вздохнул, сочувствуя: у малых и старых одна беда. Сам он давно понял тщету многих своих трудов, напрасную трату дней жизни. Но хомута сбросить уже не мог, сознавая себя и ныне столпом немалого семейства. А еще он Тимоше сочувствовал, потому что в собственном детстве был счастлив, и теперь помня его. А детство прошло на хуторе Басакин. Там тоже был жеребенок, телята, козлята и много всего, что так нужно детской душе.

— Маму хорошенько попросим, — сказал он, поднимая глаза на невестку. — Она тебя отпустит. Пока хорошая погода. Я в тех краях завтра буду, могу подвезти.

— Балуете вы его, — позднее упрекнула невестка.

— Я и вас балую, — усмехнулся Басакин, добавив: — Когда же еще баловать? Пусть порадуется. Скоро ведь школа, хомут, — вздохнул он. — Надолго, на всю жизнь. Так что собери его. Рано поедем. Завезу. А мне еще потом… — и снова вздохнул, но это уже о работе: неблизкий был путь, в дальний угол района. И не больно понимал он, зачем и кому нужна была бросовая земля, сплошные мелы да солончаки. Но об этом не его голове болеть. Деньги платят, надо ехать.