– Привет!
Катя шагнула через порог, подставила мне щеку для поцелуя, потом отстранилась, вылезла из шубы и осталась в черных джинсах и блузке болотного цвета. Лицо у нее было счастливым. Я давно заметил, что чем лучше у нее настроение, тем мрачнее она одевается. И наоборот – если она в ярком, то жди беды.
– Проходи… – произнес я упавшим голосом.
– Что с тобой?
Я не успел ответить. Дверь ванны распахнулась, и в проеме показалась Наташа. Она была совершенно голая и пятилась на нас задом, вытирая волосы крошечным полотенцем.
Я выругался матом.
Наташа обернулась, заметила Катю и с жеманным смущением прикрыла низ живота полотенцем:
– Ой, простите…
Катя слегка подняла брови и вопросительно на меня посмотрела. Ее лицо в этот момент было очень спокойным, почти умиротворенным. Наташа ласково улыбнулась Кате:
– Ой, простите… Я прям даже не знаю. Автограф дадите, а?
Катя, не оборачиваясь на нее, продолжала молча меня разглядывать. Я на всякий случай сделал шаг назад и произнес, глядя ей в лицо:
– Кать, ну это, не знаю… старая знакомая… Пришла, сказала на минутку… а сама – видишь…
Катя участливо покачала головой и повернулась к Наташе:
– Вы, наверное, торопитесь?
Потом принялась стягивать сапоги. Наташа юркнула обратно в ванную. Через минуту выскочила уже одетой, схватила пальто и, весело нам подмигнув, проскользнула к входной двери.
– Пока, зайчики!
Катя стащила сапоги и стала высматривать на полу тапки. Дверь громко хлопнула. Я нагнулся, нашел под вешалкой тапки и услужливо поставил перед Катей:
– Вот!
Она выпрямилась, молча сунула ноги в тапки, потом сделала шаг и со всей силы влепила мне пощечину.
– Катя!
– Это чтоб умнее был…
– Кать, она сама…
– Я понимаю, что сама. Думаешь, совсем дура? Молодая была – сама еще не такие подлянки устраивала.
– Да я серьезно…
– Хватит! – она отмахнулась. – Серьезно он… Давай лучше бери пакет. Там у меня все: еда, вино.
Хочется поесть и выпить. Маршрутка сворачивает к обочине, останавливается, и к нам залезает мужчина в грязном полушубке. Он расхлябанно плюхается на сиденье рядом со мной, и в нос щедро ударяет запах перегара.
Отворачиваюсь к окну и вижу возле фонаря человека в военной форме. В уголке рта тлеет огонек сигареты. Солдат? Офицер? Не разглядеть. Мне вдруг приходит в голову, что перед тем как пойти к Кате, нужно заглянуть в аптеку.
И фонарь, и красные зори над мостом, и ночь, и библиотека, которая рифмуется с аптекой, – всё это вдруг само собой складывается в дурацкое стихотворение, кем-то уже дважды сочиненное:
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Стоит солдат у фонаря.
Открылася библиотека.
Встает кровавая заря.
Я достаю телефон и снова включаю его.
– А я тебе говорю: не знал ты Лёху! Не знал! – втолковывает мне мужчина, тот самый, который подсел на Марсовом поле. Мы оба вылезли возле Гостиного двора, маршрутка наша давно уехала, и теперь стоим на улице и разговариваем. Вернее, говорит он, а я зачем-то слушаю. У него – небритая костистая физиономия, лоб весь в ссадинах и красной шелухе, нос обсыпан черными точками угрей. Одет в рваный бурый полушубок откуда-то из советских времен и спортивную зеленую шапочку-петушок – оттуда же.
Мой собеседник запускает руку в карман, извлекает наружу стеклянную флягу, в которой плещется золотистая жидкость.
– Будешь? За Лёху?
– Нет, – говорю, – спасибо.
– Ты чего? – растерянно произносит он. – Я ж не каждому предлагаю… За Лёху-то?
Про “Лёху” он мне начал рассказывать еще в маршрутке, что “вместе в саперном служили”, что парень был “золото”, мастер на все руки – мог “и рыбачить, и херачить”. А тут взял да и помер пять лет назад.
Мимо нас куда-то спешат люди, топчут грязный снег. Он тает, ритмично чавкает у них под ногами.
Мужчина тяжело вздыхает и, подумав, объявляет:
– Вот и Лёха такой был, значит… Сидит себе иной раз, молчит, курит, херню какую-то себе думает… Со стороны – долдон долдоном… как ты вот… Я такого не приемлю! А достанешь при нем бутылку – всё! Цветет человек!
Он громко шмыгает носом и, помолчав, пытается продолжить:
– Помер Лёха…
На глазах у него выступают слезы. Я стараюсь всеми мышцами лица изобразить сочувствие, но он глядит в сторону. Кажется, наш разговор, слава богу, движется к концу.
– Погоди, – говорит он. – Я те дорасскажу, что есть. Жена у него, значит… Несчастная баба. Раз в год прихожу, сидим, выпиваем, Лёху вспоминаем. А потом, значит… того…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу