Андрей Аствацатуров - Не кормите и не трогайте пеликанов

“Богач… – еще подумал я. – Раз голос тихий – значит, богач. Деньги любят тишину. Витя, кстати, Катькин продюсер, никогда этого не понимал. А понимал бы – так лежал бы сейчас не в прозекторской с биркой на ноге, а в постели с Катькой”.

Я вежливо поблагодарил джентльмена, сказал, что все в порядке, что мы уже сами во всем разобрались. Тот церемонно поклонился (как это у них всегда получается?) и отошел. И даже не “отошел”, а скорее плавно “отодвинулся”, не сделав будто бы ни единого движения ногами.

– Давай, прячь уже карту и шевели ногами, – морщится Катя. – Пора уже двигать отсюда.

– А если потеряемся? – говорю. И тут же, который раз за день, чувствую, что говорю глупость. Катя в ответ зевает и, прикрыв рот ладонью, пожимает плечами:

– И что? Зато нас никто не найдет.

– Если потеряемся, – мой взгляд обводит крошечную площадь, – то начнут искать и обязательно найдут.

Над головой нервно вскрикивает чайка. Катя вздыхает и снова поправляет парик:

– Ты, мой милый, сегодня как-то особенно в ударе. Спрячь, пожалуйста, карту и не беси меня. Мы гуляем. Понятно? Просто гуляем…

Прячу карту в рюкзак, как велено. Ладно, нет проблем. Мы просто гуляем.

Над Хемпстедом густые, серые тучи. Дождь то начинает тихо накрапывать, то прекращается, словно захандривший маленький ребенок, который почему-то не решается громко и окончательно расплакаться.

– Хандришь, да? – спросил меня в тот раз пожилой дачный родственник. В то лето от меня ушла Джулия, и я сначала тосковал, как животное, лишенное регулярных совокуплений, а потом со мной сделалась депрессия. Совершенно незапланированно. Не хотелось ни пить, ни есть. Ничего не хотелось, даже жить. Тогда тоже было хмурое небо, затянутое тучами, и так же накрапывал дождь – стоял конец августа, сезон влажных циклонов. Я был в саду, курил неизвестно какую по счету сигарету и бесцельно разглядывал убогие колючие кусты, высаженные моей теткой. Мыслей не было. Хотелось покончить с собой, но я никак не мог решиться. И тут как из-под земли – этот дачный родственник. Подошел, встал рядом, тронул меня за рукав и, подмигнув, спросил:

– Хандришь, да?

Мне показалось, что я сплю, но почему-то стало легче.

– Пойди погуляй лучше, – посоветовал родственник и потрепал меня по плечу.

Значит, мы просто гуляем. Лабиринт здешних улиц, дорог, переулков равнодушно принимает нас в себя. Улицы спускаются, потом вдруг начинают медленно ползти вверх, загибаются, уходят в стороны, запутываясь, запутывая нас с Катей, переплетаясь, как тристановские аккорды в громоздких немецких операх, как щупальца осьминога или как морские чешуйчатые змеи из поэмы Кольриджа, решившие совокупиться. Старый мореход смотрел на них и возрождался к vita nuova [3] Новая жизнь (итал.). . А Тиресий не возродился. Но зато превратился в женщину. Почему нет? Тоже в своем роде vita nuova … У меня не получится ни того ни другого. Я не участник сейчас, а зритель, но зато свингер-пати остановили, и моя Катя со мной. Вот только надолго ли?

Мы просто гуляем… Пусть все, кто попадается нам навстречу, так думают. Просто гуляем, идем без карты, наугад, не прилагая никаких усилий, ни физических, ни умственных, совпадая с общим гулом Хемпстеда, словно ложимся в дрейф, как катера на Темзе, заглушившие моторы. Скользим мимо домов, стоящих порознь, мимо заборов, мимо щуплых деревьев, мимо невысоких уличных фонарей и пустых скамеек. Нас то и дело обгоняют плавно ползущие автомобили. Вот из-за угла ловко выплыл красный автобус и, тихо фыркнув, покатил прочь. Автомобилей и автобусов здесь явно больше, чем людей. Видимо, для того, чтобы туристы не отвлекались на себе подобных и смогли сполна насладиться здешними видами, которые их взгляд обнаруживает.

Витю-продюсера обнаружила утром домработница. Она, как обычно, пришла убирать, открыла дверь своим ключом. Еще удивилась, рассказывала мне Катя, непривычной тишине. Обычно в это время продюсер всегда уже был на ногах, носился по квартире с телефоном, ругаясь и выкрикивая угрозы. Домработница заглянула в спальню – Витя лежал на постели лицом вверх с закрытыми глазами, видимо, спал, она не решилась будить. Начала уборку с ванной, как обычно, потом перебралась на кухню, в коридор, в кабинет. Прошел час, другой. Заподозрив неладное, зашла, и тут поняла, что он не дышит. Скорая приехала через двадцать минут, а еще через десять минут появились оперативные сотрудники. Врач констатировал смерть. Диагноз – сердечная недостаточность. Кате домработница позвонила через час после того, как ее отпустили из милиции. А Катя тут же набрала меня…