Татьяна Иванова - Татьянины рассказы

— Винтовку плотно прикладываем к плечу, говорит руководитель кружка на первом занятии, — теперь нацеливаем «мушку», расположенную на конце ствола, чуть ниже центрального круга мишени. «Мушка» должна точно совпадать с прорезью прицельной планки. Теперь аккуратно нажимаем указательным пальцем на курок…

— Бах! Бах! Бах! — звучат выстрелы, и наступает тишина.

— Вот это да! — вдруг кричит кто-то, — У Кравченко — три «десятки»!

А потом, на пионерской линейке, вместе с высоким званием «ворошиловский стрелок» Ваня получил и заслуженную «награду» — мисочку со сладостями: печеньем, конфетами, пряниками. Но не знал, ох, не знал тогда мальчик, что не раз еще придется ему держать в руках оружие…

Иван Андреевич, смеясь, отведет взгляд от альбома и вдруг заметит на диване какое-то темное пятнышко.

— Что такое? — протянет он руку к уроненной когда-то семечке, — а я уж думал, тараканы завелись.

И с отвращением поморщится: настолько не любит он этих насекомых.

Помнится, из-за этой самой нелюбви к ним в школе неприятная история получилась. Он тогда заканчивал седьмой класс…

— Кравченко, — вызывает его учительница ботаники, — расскажи-ка мне про таракана.

— Вот те на, — поднимаясь со стула, бормочет себе под нос Ваня, да я эту мерзость и в книжке видеть не могу, — давайте я вам лучше про муху расскажу, — просит он учительницу.

— Какую еще муху? — возмущается та, — не нужны мне твои мухи. Я вам «таракана» задала, про него и рассказывай.

— Не могу про таракана, — упирается Ваня, — не буду про него рассказывать…

Ну что ты будешь делать с этим упрямым мальчишкой, если с детства привык он стоять на своем. Если готов доказывать свою правоту всем подряд, не взирая на лица. И уж если не любит он эту нечисть — таракана, так и учить про нее считает для себя необязательным.

И вот, как репей среди роз, между многочисленными пятерками «засияла» первая в его жизни двойка.

На следующем уроке история повторилась, и на следующем — снова…

— Бог ты мой, — ужаснулся Ваня, заглядывая в конце четверти в школьный журнал. Напротив его фамилии плотной изгородью «красовались» двадцать три разляпистые хвостатые «пары». И все — за «таракана»…

«А интересно, — вспомнив об этом, подумает Иван Андреевич, -как бы я поступил в той ситуации, если бы сейчас вновь вернуть ее? Наверное, так же. Тем более, что, в конце концов, учительница смирилась с моим нежеланием учить про таракана. А я, пересказав ей пол-учебника, запросто исправил двойки».

Тут его взгляд наткнется на последний снимок отца, и выражение лица в ту же секунду изменится.

В памяти Ивана Андреевича это самая печальная страница.

…Сорок первый. Страницы в газетах пронизаны каким-то щемящим душу беспокойством. Так и кажется, что вот-вот случится что-то страшное. И оно случается…

Война. Взрывы и бомбежки, смерть близких и слезы матерей. Каждый день на фронт уходят сотни и тысячи мужчин. Однажды Ваня не обнаруживает дома отца.

— Не сердись на него, сынок, — встретив удивленный взгляд мальчишки, говорит мать, — он ушел ночью. Не хотел вас расстраивать…

Домой отец больше не вернулся. Вражеская пуля настигла его в тот самый день, когда взрывом капсула-детонатора Ване оторвало фаланги пальцев левой руки…

Иван Андреевич прикурит сигарету, молча отвернется к окну.

Весна медленно, но упрямо вступает в свои права. Деревья словно сбрасывают последнюю дремоту и, повинуясь прохладному легкому ветерку, весело машут ветками с набухшими почками. Светит яркое солнышко. Кажется, сама природа улыбается этому уставшему от одиночества человеку.

«Такой же теплый, только осенний и мрачный был день, когда мы возвращались на родину», — подумает Иван Андреевич, и память вновь унесет его в те страшные военные года…

«Тук-тук-тук», — монотонно стучат колеса поезда, который торопливо увозит семью Кравченко подальше от «пекла», поближе к родным местам. В вагоне стоит стойкий запах табака и пота. Напротив Вани, держащего на руках сестренку, два здоровенных мужика за обе щеки уплетают котлеты. Витающий в воздухе «дух» необыкновенно вкусной пищи, лоснящиеся от жира рты мужиков, приносят невероятные страдания голодным детям. Ваня, чувствуя, как неприятно подсасывает его желудок, глотает слюну.

— Я хочу есть, — вдруг плачет малышка, — я хочу котлетку. Одну. Ма-ленькую.

— Тише, тише, — смущенно бормочет мальчик, — потерпи немножко. Вот приедем, тогда что-нибудь и поедим. Ты пока спи, спи.