Элиф Батуман - Идиот [litres]

Итоговые экзамены мы сдавали не до каникул, а после. Все, кто посещал семинары или языковые занятия, должны были приехать в кампус на сессию, начинавшуюся второго января. Мать негодовала и сожалела, что у меня такие короткие каникулы, но мне, пожалуй, хотелось вернуться.

В начале января атмосфера в поезде кардинально отличалась от середины декабря. В декабре там ехало полно студентов: студентов, свернувшихся калачиком в позе зародыша, студентов, сидящих скрестив ноги, на полу, студентов со всеми своими студенческими аксессуарами: спальники, гитары, графические калькуляторы, сэндвичи, состоящие на 99 процентов из латука, «викинговская» «Антология Юнга». Я слушала плеер и читала «Отца Горио». Бывший владелец книжки Брайан Кеннеди методично подчеркивал предложения, которые мне казались самыми бессмысленными и бессвязными во всем тексте. Слава богу, я не влюблена в Брайана Кеннеди и не страдаю манией расшифровки его мыслей.

В январе пассажиры малочисленнее, старше и трезвее. Я подумала о превращении ребенка в старика. Загадка сфинкса. Не такая уж и сложная. В Коннектикуте легкий снежок перешел в снегопад, он быстрыми волнами опускался ниже и ниже, словно веки ночного вахтера. Я отправилась в вагон-ресторан, где окна побольше. Там пахло кофе – запах стремления к осознанности. В одной кабине человек в костюме уплетал слойку. В другой сидели три девушки и занимались.

– Селин, привет! – сказал одна из девушек, и я узнала в них Светлану, Ферн и Валери. Увидев их рядом, я обратила внимание, насколько голова у Светланы больше, чем у ее соседок. Меня вообще удивляло, что одни люди физически крупнее других.

– Обычно я возвращаюсь на шаттле, – сказала Светлана. Под «шаттлом», очевидно, подразумевался самолет. – А сейчас я думаю, что теперь всегда буду ездить поездом, здесь так спокойно, – продолжала она. – Стыдно сказать, но полеты внушают мне ужас, даже если лететь всего час.

Мы побеседовали о предстоящей сессии. У нас со Светланой были занятия по русскому, а у Валери – семинар по физике, у того самого нобелевского лауреата, который заставляет мыть лабораторное оборудование.

– Это так несправедливо, – жизнерадостно говорила Валери. – У брата – целый месяц каникул, а я сразу после Нового года должна ехать назад – поливать кислотой изношенные катоды, потому что профессор жмотится купить новые.

– Он заставляет их пользоваться канцерогенными растворителями, – вставила Светлана.

– Они еще не признаны канцерогенными, – сказала Валери.

Ферн ходила только на лекции и лабораторные и ехала, по ее словам, в основном из-за растений.

– Да мне и не нравится столько времени торчать дома, – добавила она.

На покрытый восьмью дюймами снега Бостон опускались сумерки. Мы совершили ряд оплошностей: сели на метро, а не в такси, и проехали несколько остановок в сторону Брэйнтри вместо Эйлуайф.

– Норт-Квинси, – произнес цифровой голос, и двери отворились в мерцающую темноту.

– Это разве не в другой стороне? – спросила Валери.

Мы выглянули в открытую дверь. Она закрылась.

– Следующая остановка Уоллэстон, – сказал робот.

На Уоллэстоне мы долго не могли найти переход на противоположную платформу. У Светланы, кроме чемодана, были еще две огромные спортивные сумки.

– Не знаю, зачем я тащила всё это с собой, – вздохнула она. Самую тяжелую сумку вверх по лестнице волокли мы с Валери.

Кампус обезлюдел. В столовой была освещена только половина зала, на единственной работающей линии продавали спагетти и консервированные персики. В пустом помещении наши голоса казались чем-то исчезающе маленьким.

В моем блоке царило невероятное спокойствие – казалось, можно услышать, как падает снег. Анжела всё еще гостила у своей семьи, а Ханна из-за снега застряла в Сент-Луисе. Она постоянно писала мне об этом имэйлы – порой в стихах.

Утром начался русский. Иван отсутствовал. Нам велели рассказать о каникулах.

Я пыталась заниматься в общаге, но там было слишком тихо. Стоило поднять глаза, я тут же встречала испытующий взгляд Эйнштейна. «Ну что теперь?» – казалось, говорил он.

В итоге я отправилась в библиотеку и села там на пятом этаже у окна, смотрящего на ресторан «Гонконг», безоконное здание, игравшее огромную роль в воображении Ханны. «Представь – заказать ролл с красным яйцом », – частенько говаривала она. По соседству с «Гонконгом» располагался «Баскин-Роббинс» – абсолютно темный, лишь мерцают лампочки холодильников. Его закрыли еще в начале зимы.