Лорен Уолк - Волчья лощина

Малыши, включая моих братьев, поверили, и я поверила тоже. Вот мои угрозы Генри с Джеймсом не воспринимали всерьёз, всякие «я вам руки-ноги поотрываю, шеи посворачиваю» вызывали у них только смех, провоцировали показать язык мне, старшей сестре. Бетти хватило мрачного взгляда — и мальчишки притихли. Значит, окажись Генри и Джеймс рядом со мной в Волчьей лощине, когда Бетти внезапно выросла на тропе, толку от них было бы мало.

Помню, я поинтересовалась у дедушки, откуда это название — Волчья лощина.

— Ямы тут рыли. Чтоб волков ловить, — ответил дедушка.

Мы жили ввосьмером. Дом принадлежал нашей семье уже целую сотню лет, и всегда под одной крышей находились три поколения. Может, эта сплочённость и спасла нашу семью в период, когда тиски Великой депрессии [2] Великая депрессия — финансовый кризис в США. Самым тяжёлым периодом считаются годы с 1929-го по 1933-й. Кризис случился после Первой мировой войны. В войну американская экономика выполняла многочисленные заказы из Европы, но, когда война завершилась, заказы резко сократились, и началась безработица. Были и другие причины, например банковские махинации, в результате которых земля в восточных штатах перешла к банкам, а разорившиеся фермеры стали массово перебираться на запад США. Чтобы легче было «очистить» землю на востоке страны, правительство выпускало листовки, обещавшие райскую жизнь в Калифорнии. Но, проделав трудный путь в несколько тысяч миль, люди убеждались, что на западе их никто не ждёт, лишней земли и работы нет, а местное население настроено враждебно. Миллионы бывших фермеров стали бродягами-сезонниками. Набившись по несколько семей в кузов грузовика или в старый автобус, они колесили по Калифорнии в поисках крупного хозяйства, где нужны рабочие руки. Ночевали они в палаточных лагерях в антисанитарных условиях; многие гибли от болезней и голода. Бунты голодных жестоко подавлялись. Никакой помощи, даже еды и элементарных лекарств людям не доставалось. Теодор Рузвельт, став президентом США, начал использовать отчаявшихся людей на строительстве шоссе, мостов, плотин, на осушении болот, где свирепствовала малярия, причём денег никому не платили. Люди работали только за еду. Для США ситуация улучшилась с началом Второй мировой войны, когда экономику снова стали питать заказы из Европы. раскрошили огромное количество фермерских хозяйств в восточных штатах. Мы не просто выкарабкались — наша ферма стала лучшим местом на свете. В разгар Второй мировой войны многие вспомнили о войне Первой и снова бросились разбивать огороды, чтобы прокормиться; а мы всегда только на свой труд да на свою землю и уповали. Ферма давала нам всё необходимое, и в большой степени это была дедушкина заслуга.

О чём бы я ни спросила, дедушка отвечал серьёзно и честно. Словно чувствовал: хоть я страшусь иногда правды, мне только она и нужна. Вот и в случае с Волчьей лощиной дедушка смягчать не стал, даром что мне было только восемь лет.

Помню, он обмяк на стуле в кухне, возле печки: босой, руки на коленях, натруженные кисти между колен. В некоторые месяцы дедушка не казался таким уж стариком — глаза, например, у него будто открывались. Но в то утро — июньское, кстати, — он выглядел побитым жизнью. Лоб у него был такой же синюшно-бледный, как и босые ноги, нос и щеки — коричневые, как руки до локтей, до закатанных рукавов. Поглядишь — и сразу понятно: дедушка устал, устал ужасно, хотя и посиживает целыми днями в тенёчке, починяет что-нибудь нужное для хозяйства.

— А зачем их ловить, дедушка?

Действительно: волка не подоишь, в плуг не запряжёшь, на обед на сваришь.

— Затем, что развелось видимо-невидимо.

Дедушка произнёс это, глядя не на меня, а на свои руки, жёсткие, как невыделанная шкура. У оснований больших пальцев были свежие мозоли — дедушка недавно помогал папе.

— Волки цыплят воровали, да, дедушка?

Цыплята пришли мне на ум, потому что порой я просыпалась под мамины проклятия нахальной лисице, которая пробралась в курятник. Но едва ли мама — даже она! — посмела бы браниться вслед волку .

— Их тоже, — кратко ответил дедушка. Выпрямился, потер глаза, будто со сна. — Тогда охотники, считай, перевелись. Вот серые и расплодились. Страх потеряли.

Мне представилась яма, кишащая волками.

— Дедушка, а что потом? Волков убивали, да?

Дедушка вздохнул:

— Пристреливали и уши отрезали. В те времена волчьи уши шли по три доллара за пару.