— Иногда, — я пытаюсь ответить откровенностью на откровенность, — жизнь кажется мне ловушкой. Входишь внутрь, ничего не подозревая, а она захлопывается за тобой. А когда ты внутри — я имею в виду, внутри жизни, — тебе и бежать-то некуда, кроме как с собой покончить, но это ведь тоже не бежать, это скорее сдаться. Понимаешь?
— Это хуй, — говорит Жозеф, — это хуй, что ты не напишешь мой фильм.
В его манере говорить есть что-то очень странное. Даже ругается он не так, как другие люди. Я не знаю, что сказать после такой фразы, поэтому сижу и молчу.
— Неважно, — говорит он спустя секунду. — Твое «нет» только даст мне шанс поговорить еще со всякими людьми, попить еще кофе. Это же самая лучшая часть бизнеса. А прямо вот продюсировать — это, мне кажется, не мое.
Видимо, я кивнул, потому что он отзывается:
— Ты считаешь, мне это не дано, да? Что я не настоящий продюсер, что я просто болтливый чувак, у которого дома есть немножко денег?
Наверное, я продолжаю кивать, нечаянно, от нервов, потому что теперь он смеется.
— Ты прав, — говорит он. — Ну или, может быть, я тебя все-таки еще удивлю. И себя.
Джозеф просит счет и настаивает на том, чтобы его оплатить.
— А наша официантка? — спрашивает он, пока мы ждем, когда прокатают его кредитку. — Как тебе кажется, она тоже убегает? Ну, от себя?
Я пожимаю плечами.
— А вон тот, который сейчас вошел, в пальто? Смотри, какой потный. Уж наверняка от чего-то убегает. Может, мы из этого стартап сделаем. Вместо фильма — программа, распознающая людей, которые убегают от самих себя, которые боятся того, что могут в себе увидеть. Может получиться хит.
Я смотрю на потного человека в пальто. Первый раз в жизни я вижу террориста-смертника. Позже, в больнице, корреспонденты иностранных телеканалов попросят меня описать его и я скажу, что ничего не помню. Потому что мне будет казаться, что это очень личное, это касается только его и меня. Джозеф тоже останется в живых после взрыва. А вот официантка — нет. Это вовсе не говорит о ней плохо. В таких терактах характер не играет роли. Все сводится к углам и расстояниям.
— Этот, который сейчас вошел, точно от чего-то убегает, — лыбится Джозеф и роется в карманах, ища монетки, чтобы оставить чаевые. — Может, он согласится написать для меня фильм или хотя бы встретиться, выпить кофе.
Наша официантка с заламинированным меню в руке танцующим шагом приближается к потному посетителю в пальто.
Трапеза скорбящих [40] «Трапеза скорбящих», она же «трапеза выздоровления», — первая трапеза после похорон; по еврейской традиции, ее накрывают для скорбящих родственники и соседи.
Она решила открыть ресторан на следующее же утро после похорон. Когда Итамар услышал об этом, он просто взорвался.
— Ты всего час назад закопала своего мужа в землю, а тебе уже так и горит продавать людям чорбу?
— У нас в меню нет чорбы, Итамар, — попыталась его успокоить Маджа, — и это вообще не про деньги. Это про людей. Мне лучше быть с клиентами там, где наш бизнес, чем сидеть одной дома.
— Но это же ты настояла, чтобы мы не сидели шиву [41] Шива — еврейский обычай, в соответствии с которым родственники умершего в течение семи дней скорбят дома и принимают гостей.
, — разгневался Итамар. — Вся эта твоя болтовня…
— Это не болтовня, — возразила Маджа. — Люди, которые отдают свое тело науке, — по ним шиву не сидят. Это факт. Вот и когда папа Горошовского умер…
— Сделай одолжение, мама, — прервал ее Итамар. — Без Горошовского, без Шиферманов и без госпожи Пинчевской с Бялик, двадцать один. Давай только про нас, ладно? Ты считаешь, это нормально, что папа умер, а на следующий день после его похорон ты откроешь ресторан, будто все как всегда?
— Да, — настаивала Маджа, — у меня в сердце не будет как всегда, но для тех, кто ест, — да. Папа, может, и умер, а бизнес жив.
— Бизнес тоже умер, — процедил Итамар. — К вам даже собаки не заходят.
В больнице, когда ей сказали, что Гидеон скончался, она не плакала. А вот после того, что сказал Итамар, — да. Не при нем, конечно; пока он оставался рядом, она держала марку. Но стоило ему уйти — и она расплакалась как маленькая. Потому что от обиды плакать гораздо легче.
После того как они переехали на площадь Атарим, к ним действительно стало приходить гораздо меньше людей. Маджа с самого начала противилась переезду, но Гидеон сказал, что такой шанс «выпадает раз в жизни». И с тех пор при каждой ссоре она припоминала ему этот «раз в жизни», а теперь, когда Гидеон умер, и припоминать-то уже было некому.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу