Заза Двалишвили - Дом последнего дня [СИ]

– Помянем, друзья, негоже нам его забывать, – произнес Котэ Кощей и перекрестился, и даже дети, резвящиеся у столов, приумолкли и, почувствовав нечто неладное, превратились в слух.

– Великий был воин, вон, сколько воды утекло, сколько поколений сменилось, даже его могильного камня сегодня не сыскать, но каждый из нас носит память о нем в своем сердце.

– А почему мы его помним, дедушка? – неожиданно спросил шестилетний мальчик, внук Кобы.

Котэ Кощей подхватил мальчика, усадил на колени и стал терпеливо объяснять:

– Случилось это очень давно, враг напал на нашу деревню, был он многочисленен и беспощаден. Наши мужчины полегли в неравной схватке, женщин и детей увели в плен, и вместе с ними – одного маленького мальчика, ему тогда было столько же лет, сколько и тебе. Продали его в Стамбуле на невольничьем рынке, так он и попал в школу мамелюков. Вырос наш мальчик знатным воином и прославился во многих сражениях. Вот Гоги в своих книгах вычитал, что он даже против Наполеона воевал, когда тот в Египет пожаловал. Был он правой рукой правителя, со временем сам мог занять его место, но неожиданно бросил все, отказался от власти, богатства и славы и отправился на поиски своей родины. К тому времени родной язык он уже позабыл, даже имени своего настоящего не помнил, и как его родина называлась – не знал, ведь увезли его маленьким и вырос он на чужбине.

– И что было дальше, дедушка?

Котэ Кощей грустно вздохнул и пожал плечами.

– Этого никто не знает, до нас дошло лишь предание о человеке, который хотел вернуться домой, и хочется верить в лучшее. Но, а остальное не для детских ушей. – Старик спустил ребенка с колен и продолжил свой рассказ. – Предание гласит, что был он мужчина видный, красивый, женщины от него без ума были, мужчины, соответственно, завидовали, ненавидели и боялись его.

– Такого молодца, наверное, и на собственную свадьбу опасно пригласить, еще невесту уведет, – заметил Коба и украдкой бросил кривой взгляд на сидящего невдалеке жениха.

– А я хотел бы на такого человека посмотреть, – мечтательно произнес Гоги.

– Я могу это устроить, – отозвался Мераби.

– Как это?

– Очень просто: приглашу его на мою свадьбу.

При этих словах все невольно примолкли и с удивлением посмотрели на Мераби.

– Ты пьян, мы все тоже пьяны, – ворчливым голосом пробормотал Коба, – вот и несешь всякую чушь. Ведешь себя так, будто сегодня весь мир принадлежит тебе, а завтра все равно умирать.

Мераби, действительно, был уже пьян, и осторожные слова соседа только подзадорили его воображение.

– Он на том свете, ты на этом; как же его пригласишь в гости, где встретитесь?

– На кладбище, где ж еще, только там и может состояться такая встреча. Люди, великий поход еще не кончился, айда все на кладбище, коня мне!

Сидящая за столами пьяная ватага живо отозвалась на этот призыв, все с шумом повскакивали с мест и дружно высыпали во двор. Каждому любопытно было поглазеть, во что может обернуться такая шутка. Вино ударило в голову не только Мераби, поэтому мало кто прислушался к увещеваниям стариков. Спустя полчаса вся толпа уже устроилась перед кладбищем, сели кто где мог.

– Мамелюк, я приглашаю тебя на свою свадьбу! Выходи, видишь, все село пришло за тобой! – выкрикнул Мераби и застыл в ожидании.

Была уже поздняя ночь, полная луна мрачно освещала торчащие из-под земли кресты, и лишь отдельные смешки и реплики из толпы нарушали эту тишину.

– Видишь, Мераби, пренебрегает он твоим гостеприимством.

– И знать тебя не хочет.

Мераби был пьян, и насмешливые замечания соседей только распалили его самолюбие. Верхом на коне он пробрался вперед и, набрав полную грудь воздуха, выкрикнул:

– Ежели ты пренебрегаешь моим гостеприимством и не хочешь со мною знаться, оскорбляя этим меня, то тогда лежи, где лежишь, там тебе самое место!

В тишине слышен был лишь шум горной реки, протекавшей по дну ущелья, да холодный ветер дул со стороны гор, плавно покачивая тонкими ветвями деревьев.

Гела подошел к брату и, погладив гриву коня, обратился к нему:

– Ладно, герой, видишь, никого нету. Хватит дурачиться, поздно уже.

– Пожалуй, ты прав, видно, я дурака свалял, – парень понемногу пришел в себя, и ему теперь было даже неловко за свою выходку. Назад все возвращались молча.

– Ну и глупость мы сморозили вчера ночью, – вспоминали соседи на следующий день и с укоризной поглядывали друг на друга. – Беспокоить покойника – нехорошо это.