Александр Диденко - Чучело человека [СИ]

В конце февраля говорил он со Вторым на отвлеченную тематику, — разговор глухого со слепым. Попили, естественно, вина. Почему не выпить? — не ссылка каторжная, пятьдесят третий на дворе. Второй о бомбе, а Первый — о рыбалке. И ведь не любил никогда, не жаловал, не ездил. Тот ему о подрыве, о цепной реакции, а этот — о сметане, о чешуе, о потрохах, которые кошке. Потом сказал о камне, что старуха велела к народу нести, а Второй глаза открыл на него и немного голову повернул — как бы не понимая, но в то же время, чтобы успеть, если что, согласиться. А потом сказал Первому как червяка на крючок насаживать — вдоль тела — все-таки сбился на тот путь, поддержал монолог Первого. О форели заговорили. Второй любил все хорошее, но никогда не показывал, что больше Первого любит, сказал Первому, что в реке электрическим разрядом ловить можно, удобно, дескать. И крабы заодно всплывают — есть такая река, где крабы живут — Чули — нет, не в Осетии, под Ашхабадом, территория бывшая Персидская, не наша.

«Нет внизу речки», — вдруг сказал Первый. «В какой речке, батоно Первый?» — спросил Второй. «А куда Петр пошлет», — разъяснил. «Ясно», — кивнул Второй, а сам, что Первый совсем пьян, хоть выпил не больше бокала, подумал: «Ну, какое вино мачарка?» — во всяком случае, мне так показалось, когда Второй сказал, что ему ясно. Сказал Второй и ушел после, и прочих вторых с собою прихватил, а один из них, уже во дворе дачи этой Кунцевской, ближней, напомнил, что все только начинается, что Первому жить да жить, что уставать скоро перестанет, врачи что-то нащупали, мол. «И нам позволит», — заявил на это Второй. Но некоторые не поняли и попросили разъяснить. «И нам жить — вот что», — ответил Второй и добавил, что Ильич, жаль, не дожил до этого дня. С чем все и согласились.

— А моя пытливая была, — сказал Щепкин. — Все было в интерес. Горбатилась для заработка, конечно. Для него, проклятого. Разрешила ставить на себе эксперименты. Прививала микробов и даже хотела некоторую часть генов поменять. На гены клубники. Эксперимент должен был улучшить количество красных кровяных телец, нормализовать цвет лица. Цвет — это по мелочи, побочный эффект. Опыт стоял следующим после замещения кальция кремнием для долголетия. С кальцием вышла беда — погибла она. Окаменела. Передозировка.

— Соболезную… — прошептал Липка, опустив остывающую руку на колено Щепкина. — Соболезную.

Оба помолчали.

— Пообещайте, что уничтожите мое тело и воспользуетесь кодом… — попросил Липка. — Телефон найдете в кармане… Звонить нужно только и исключительно с него… В гараже установлен стеклянный чан… вроде гроба для царевны… в нем концентрированный раствор каустической соды… туда должны были поместить вас… для растворения после получения информации… Обязательно опустите меня в него, когда я… когда я… Обещаете? — Щепкин кивнул, погладил Липку по влажному лбу. — Тогда от меня ничего не останется и никто… ни одна персона из «восстановления» не узнает, что меня больше нет. Что Липки нет.

Липка доел клубнику и умер.

Спустя час Щепкин молча стоял у стеклянного чана с омерзительной смесью каустической соды и Липки. С торца чана улыбалось знакомое неоновое солнце. Щепкин открыл вентиль и трижды перекрестился: Липка побежал по трубам, сбегая в канализацию, в преисподнюю словно, обещая через год влиться в мировой океан, в вечность словно, не оставляя по себе могилы, словно навсегда потеряв себя среди живых.

— Прощай, друг, — сказал Щепкин, — кипит твое молоко!

Он вывел из гаража новенький зеленый мотоцикл с коляской, добротный и безотказный как и все предшественники, собранные за многие годы на знаменитом заводе на границе между Европой и Азией, никем не замеченный выехал из декоративного особняка, съехал на шоссе и затрясся в сторону спелого осеннего солнца, убегавшего в параллельном направлении.

Я почувствовал тугую струю воздуха, толкнувшую меня в туловище, но удержался, полетел с Щепкиным в неведомые ему — а мне подавно — железобетонные дали. Он остановился в кафе, о котором рассказал Липка, кафе как кафе, несколько пестрых пластмассовых столиков, аналогичные стулья, заказал чашку кофе, сел у окна, подпер кулаком подбородок, затих. Над головой вполголоса ворковал телевизор, давали новости, и кто-то из редкой публики увеличил громкость. В первом блоке сообщили о террористическом акте: репортер стоял с микрофоном у взорванного мусоровоза.

— Погиб высокопоставленный чиновник администрации области, сотрудник аппарата губернатора, — сказала диктор. «Моя работа», — подумал Щепкин, но тут же устыдился догадки. — Утром, перед работой, — продолжил диктор, — Владимир Бессонов вышел из дома, чтобы отнести пакет с мусором, опустил мешок в машину, но отойти не успел, раздался мощный взрыв, в результате которого незначительно повреждены две припаркованные у обочины машины. Водитель мусоровоза не пострадал, в настоящее время он задержан и препровожден в следственный изолятор. Владимир Бессонов был доставлен в госпиталь, где скончался не приходя в сознание. Как нам только что стало известно, ранее малоизвестная группировка СОГ — Союз Озабоченных Граждан — взяла на себя ответственность за совершенный акт. Это новая, изощренная форма террористической атаки. Ожидается виток напряженности. Вот что говорят наши эксперты.