Анна Пастернак - Дневник Дейзи Доули

Интересно, а если бы Трой не был таким богатым, я бы на него не запала и сейчас изводилась от своих ошибок меньше? Что меня привлекает — он сам или его богатство, стильность, уверенность в себе? Я решила справиться в верной «Карме свиданий». Книга гласила: «Никогда не сравнивай себя с другими». Ага, принято к сведению. Тут зазвонил мой мобильник. Трой? Нет, это была мама, интересовалась, когда я приеду.

Я проснулась спозаранку, но не потому, что меня снедала тревога из-за собственной неустроенности, а от настойчивого лая собак в вольерах. Мама известна на всю страну как заводчик такс, потому что таксы Доули славятся своим надменным нравом. Просто смешно, что такая нелепая собачка, как такса, — головастая, длинная сосиска на кривых лапках, — может держаться с королевским апломбом. Когда мамины таксы смотрят на вас, кажется, что смотрят они всегда сверху вниз, вопросительно приподняв бровь и брезгливо наморщившись. Они очень высокого мнения о себе. Не потому, что им отведен целый рекламный разворот в газете «Мир такс», которую они бы все равно не смогли прочитать, а потому, что они никогда не подводили маму. Вывод в пользу такс — в отличие от моего папеньки.

Итак, Дуги, Десмонд, Доминик, Дездемона, Драйден, Диандра, Деннис, Дасти, Демон, Делия, Ди-Джей, Долька и Дельфиния-Дезире (породистая сука-медалистка в буквальном смысле слова), а также прочие криволапые вислоухие представители славного рода такс Доули никогда не подводили маму. Они могут задирать ножку на диваны и оставлять кучи на маминых обюссоновских коврах в гостиной, грызть ее считаные пары приличных туфель, опрокидывать вазы, тошниться посреди комнаты, выкапывать или опять же орошать ее любимые пионы, но они никогда не подводят маму. Я имею в виду, в эмоциональном отношении. По этой части истеричные, взбалмошные, хулиганистые таксы надежнее любого наинадежнейшего мужика (если такие водятся на свете, в чем я уже не уверена).

Во всяком случае, моего папеньку Дерека, ученого, надежным мужиком точно не назовешь. Лет двадцать назад, вытряхивая карманы его пиджака перед химчисткой, мама выяснила, что отец ей изменяет. Когда она задала ему вопрос в лоб, у папеньки хотя бы хватило совести не врать и не выкручиваться. Он сидел за кухонным столом, на который мама и бросила два «изделия», как она их старомодно называет. Папенька спокойно поднял глаза, устремленные в тарелку. «Ты можешь дать ей отставку?» — спросила мама. Он молчал — пауза длилась всего несколько секунд, но бедной маме она показалась вечностью. Вот, пожалуйста: папенька тоже не боролся за сохранение семьи, за то, чтобы удержать маму. Он не заикался от волнения, торопясь сказать, что он ее любит и что его случайная связь была роковой ошибкой. Нет, он выдержал паузу невозмутимо, с хладнокровием ученого, очень по-мужски… и за эти несколько секунд разбил маме сердце. Думаю, измену мама бы ему простила, но это невозмутимое стратегическое молчание ее доконало. Когда папенька наконец ответил «вряд ли», их двадцатилетней семейной жизни пришел конец. Мама просто схватила сумку и ушла из дома. Она не вернулась, пока папенька не собрал вещи и не покинул нас и семейное гнездо. А в тот день мама прошла две мили в теннисных туфлях, чтобы найти телефон-автомат и позвонить подруге (кстати, с обувью у мамы всегда сложности, она постоянно надевает неподходящую и как-то явилась на чью-то свадьбу в вечернем платье и резиновых сапогах). Больше родители не провели под одной крышей ни единой ночи.

Когда папенька попытался объяснить свое сложное положение — мол, любовница — это его коллега, с которой он вместе делал важный научный проект, — вполне естественно, что такой аргумент не был воспринят как весомый. Неужели папаша всерьез полагал, что мама поймет такую логику: он не хочет рвать связь с любовницей, потому что это может испортить работу над проектом?! Как всегда, папенька поставил карьеру превыше всего. Стоит ли говорить, что, когда выяснился возраст его партнерши — на двадцать лет моложе папаши, — нас с мамой это ожесточило еще больше.

Так что теперь мамин загородный дом превратился в своего рода приют для двух храбрых женщин, за которых их мужья даже не попытались бороться. Ужасно просыпаться в своей бывшей детской с выцветшими розочками на обоях, зная, что мои замужние ровесницы в это время катают детские коляски по парку. Когда я была замужем, каждый визит домой превращался в праздник, но теперь, когда я разведенка и вынуждена жить у мамы, потому что мне больше некуда деваться, я чувствую себя подавленной и несчастной, а старая детская вызывает у меня натуральную клаустрофобию. В таком коротком браке (вот уж воистину он оказался бракованным), как у нас с Джейми, невозможно при разводе получить финансовую стабильность. На выходе получаешь ровно то, что вложил на входе. А потому денег у меня сейчас хватало ровно настолько, чтобы дотянуть до следующего года или чуть дольше — при условии, что я останусь жить у мамы. В отличие от Джейми, крепкого тыла в виде кругленького наследства у меня не имелось, и, опять же в отличие от него, я, выходя замуж, принесла в жертву браку работу в издательстве — по настоянию мужа, между прочим. Вот и получалось, что жить с мамой за городом — единственное, что я могла себе позволить.