Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

— Думаешь, начнут?

— Поспорим?

Остальная цепочка шла молча: на вершинах сопок снег, подчищаемый ветром, едва доходил до колена, но в низинах кое-где брели и по пояс. Старпому-то было нипочём, зам тоже из породы старых коней, а молодёжь дышала тяжело — особенно те, которые участвовали в мероприятии впервые.

— Ха! Вот она — Нерпичья! — крякнул зам, когда с вершины последней сопки открылся вид на дорогу к пирсам и сами пирсы с пока чёрными, как бельма, лодками на общем белоснежном фоне.

— Всё! — Старпом резко выдохнул и остановился. — Не могу больше!

— Да ладно, — тронул его за плечо зам. — Не так всё плохо, чего ты? Выкарабкаемся как-нибудь, ну могло же быть и хуже, понимаешь? Война могла быть, разруха, американцы кругом. И тебя всё равно командиром назначат… Ну чего ты, ну потерпи, ты же умный, ты же монстр в вопросах боевой подготовки!

Старпом распахнул полы шинели и ковырялся внутри, слегка притопывая:

— Да не о том я, чего ты меня баюкаешь? Не могу больше терпеть в себе чай! Надо срочно привязать коня. Думал, дотерплю до парохода, ан нет. Отвернитесь там, э! Старпом писать будет!

— Это вы кому? — удивился управленец (третий в цепочке). — Нам или женщинам в штабе кричите? Мы-то, можно подумать, не видели там чего или, можно ещё подумать, там есть у вас чем нас удивить!

— Так, блядь! — взялся за дело зам. — Разговорчики в строю! Кому сказано отвернуться! Рассуждают они! Распустились!

— Пусть только это, в бок коня привязывает, а не на тропу!

— Да без вас капитан второго ранга не разберётся, как ему поссать! А!

— Без нас-то, может, и разберётся, а нам по его разбору ходить потом не больно-то и охота!

— Ну что вы, наговорились? — старпом оправлялся. — Я уж всё. Или подождать, пока вы драку не затеете?

Зам сдвинул шапку на затылок, от прилипших ко лбу волос повалил пар.

— Какую драку? Мы же офицеры!

— Ну офицерскую, значит. Повыхватываете шпаги и ну на снег кровью полоскать! Вот бы я посмотрел!

— Но нет. Двигай давай, посмотрун.

Вниз скатились быстро. На дороге, почищенной каким-то заезжим трактором (своего в дивизии не было), долго и не спеша отряхивались, высыпали, держась друг за друга, снег из ботинок и курили.

— Ну вот, — старпом снял шапку, — вечером обратно пройдём, и готова тропа! Молодцы мы, да?

— Молодцовее и не бывает! — поддержал его зам. — О, командарм наш из штаба идёт!

Командир шёл медленно, о чём-то задумавшись, смотрел себе под ноги (понуро, — подумал бы незнакомый человек, но мы же не незнакомцы — так думать не станем) и совсем как-то по-детски мило махал портфелем, и особенно умилительно это смотрелось не из-за возраста, а из-за его крупной фигуры. На самом деле он был довольно молод, чуть за сорок, но командирская служба быстро старит мужчин. Тех, которых не сживает со света вовсе. Увидев своих офицеров, явно обрадовался и ускорился.

— Товарищи офицеры (был и один мичман, но отчего бы не сделать ему приятно, видимо, решил командир), — командир жал всем по очереди руки, — что, решили сегодня здесь игнорировать суточный план, не заходя на корабль?

— Отнюдь! — засмеялся старпом. — Физподготовка у меня в плане! Вот и отработали ходьбу по пересечённой местности!

— А! То-то я смотрю, вы заснеженные, а баб снежных вокруг и не видно! Где, думаю, извалялись?

— Плохо вы о нас, тащ командир думаете! Уж мы-то всегда найдём, в чём изваляться!

— И баб?

— Заметьте, тащ командир, не я это предложил!

К кораблю пошли не торопясь: впереди командир со старпомом и замом, а остальные — чуть сзади, для соблюдения необходимой почтительности. Командир почтительность тоже ценил и, рассказывая о каких-то штабных делах старпому с замом, периодически оборачивался, чтоб и задним было его хорошо слыхать. Хотя задним мало интереса было до штабных дел. Что их касается — и так доведут. Спустившись от второго КПП к судоремонтному заводу, они постепенно скрывались из нашего вида; почти и не различить уже было — люди там идут или стая чёрных воронов, которая устала лететь и пошла по своим делам пешком. Да и снег. Сначала редко и не спеша, а потом всё гуще и гуще, он опять пошёл.

Всегда, когда снег уже улёгся, но не успел ещё стать рыхлым и тяжёлым, в воздухе витает какое-то ожидание. Ждут чего-то все, даже те, кто утверждают, что не ждут уже ничего: кто Нового года с чудесами, кто весны, которая и сама по себе — чудо, а кто и просто пенсии. Но одно дело, когда снег укладывается к концу ноября — началу декабря, а совсем ведь другое, когда в раннем октябре. Сколько можно носить в себе лёгкое невесомое ожидание без видимого срока его исполнения и не упустить его в грустное разочарование — что вот, опять всё как всегда? И не было же в этом году повода, который отличал бы его от прошлого, позапрошлого или будет отличать от будущего, но откуда-то берётся это ощущение ожидания чего-то непременно светлого. Может, из снега?