Эндрю Хёрли - Лоуни

— Да, — сказала мисс Банс таким тоном, будто готовилась к самому худшему. — Вы правы. — Она набрала побольше воздуха, потом выдохнула. — Я напилась, преподобный отец, — наконец проговорила она. — Вот. Так было. Я пришла домой и выпила полбутылки маминого шерри.

— Так, — улыбнулся отец Бернард.

— Я сделала это, чтобы досадить отцу Уилфриду.

— Понятно. А тут я еще вчера подсовывал вам бренди.

— Я не знаю, что на меня нашло. Как будто это вообще была не я. То есть мама держит спиртное, потому что иногда ей нужно расслабиться. Поэтому, думаю, я решила выпить стакан. Но я просто не могла остановиться. Я это делала намеренно. Я так злилась.

— На отца Уилфрида?

— На себя. Я ничего не сказала, чтобы защитить Дэвида. Отец Уилфрид с такой уверенностью говорил о нем, что в какой-то момент я подумала, что он прав и мне нужно свадьбу отменить.

— Но вы ведь этого не сделали?

— Нет, конечно.

— А вы рассказали Дэвиду?

— Я позвонила ему, когда пришла домой, но к тому времени, когда он приехал, я была до того пьяной, что едва могла говорить. Не знаю, что я тогда ему сказала. Наверно, я выглядела полной идиоткой. Удивительно, что Дэвид вообще еще хочет на мне жениться. Но какой же он добрый! Не помню, как все произошло, но он уложил меня в постель и оставался со мной, пока мама не вернулась.

— Понятно. Он хороший человек.

— Да, хороший. — Мисс Банс высморкалась. — Преподобный отец, пьянство — это ужасный грех, ведь правда? Отец Уилфрид всегда так говорил.

— Я думаю, — улыбнулся отец Бернард, — это зависит от человека и от того, к чему приводит пьянство. В большинстве случаев, пожалуй, это не более чем простительный грех, но в вашем случае я бы не назвал это грехом.

— Но я знала, что то, что я делаю, неправильно, и все-таки продолжала, преподобный отец. — Мисс Банс была безутешна. — Разве это не значит, что я в конце концов попаду в Чистилище? То есть, помимо пьянства, гнев — это же один из семи смертных грехов.

Отец Бернард откашлялся. Подумав, он сказал:

— В Католической церкви есть направление, которое учит, мисс Банс, что Чистилище можно испытать на земле. Что вина — сама по себе своего рода чистилище. Мне думается, что именно через это вы прошли уже, а раз это так, то не представляю, чтобы Бог хотел снова вас этому подвергнуть. Вы мучились вопросом, что случилось с отцом Уилфридом, вы обременили себя чувством вины, и я бы сказал, что одно только похмелье было для вас достаточно суровым наказанием.

— Мне в жизни не было так худо, — вздохнула девушка.

— Так что я могу предположить, что вы не собираетесь в ближайшем будущем снова приложиться к бутылке?

— О, никогда больше, преподобный отец!

— Хорошо, тогда слушайте. Бог прощает вам гнев и тот момент слабости. Больше не думайте об этом. Чувства отца Уилфрида вы можете приписать страху старика остаться в одиночестве. Выходите замуж за Дэвида. Я даю вам мое благословение, если оно вам нужно.

— Благодарю вас, преподобный отец.

— Теперь все в порядке?

— Да, преподобный отец.

Я услышал, как отец Бернард отдергивает занавеску, затем увидел, что он стоит напротив мисс Банс. Он положил ей руку на голову, и девушка перекрестилась.

Теперь мне стало понятно, почему тогда, после рождественского богослужения, мисс Банс, выйдя из дома отца Уилфрида, влетела в ризницу, возбужденная, вся в слезах, и стала искать свой зонтик.

— Вы не видели мой зонтик? — спросила она тогда нас.

Мы трое, Генри, Пол и я, покачали головами, с интересом наблюдая за тем, как бедняжка носилась по комнате, переворачивая все вверх дном. Не найдя зонтик, девушка вышла на улицу прямо под дождь и побежала по тропинке к выходу с церковного двора.

— Она очень странная, — заявил Пол. — Как, по-вашему?

Мы с Генри ничего не сказали и продолжили складывать в стопку книги гимнов на полке, как нам велел отец Уилфрид.

Пол уселся на скамейку, положив ногу на ногу. Отец Уилфрид уполномочил его присматривать за нами, и он теперь считал себя начальником.

— А она недурно выглядит, эта женщина, — сказал Пол.

Это замечание я часто слышал от его отца в социальном центре.

— Даже хорошенькая, в определенном смысле, — продолжал он. — Готов спорить, она тебе нравится, скажешь, нет, Генри?

Генри ничего не сказал, только быстро взглянул на меня, не прекращая разбирать книжки.

— Спорим, ты уже представлял ее голой, да?

Пол встал и подошел к двери — проверить, что отца Уилфрида нет поблизости. Его действительно не было. Свет по-прежнему горел в его доме, а он всегда гасил его, когда выходил из помещения, пусть даже на минуту.