Эндрю Хёрли - Лоуни

— Не желаете войти в дом? — спросил Клемент.

— Хорошо бы. Тут сыровато, однако, — заметил отец Бернард.

— Хотя грачи утверждают, что будет хорошее лето.

— Как это?

Клемент показал в сторону рощи за домом, где несколько десятков птиц кружились над гнездами, то влетая в них, то вылетая.

— Вьют гнезда прямо на верхушках деревьев в этом году, — сказал он.

— Так это хорошо, — улыбнулся отец Бернард.

— Да, но так не положено, — пробормотал Клемент.

Он свернул на дорожку, ведущую через подобие аллеи из яблонь, все еще по-зимнему голых, с покрытыми грибком ветвями, к входу. На земле чернели полусгнившие яблоки, также зараженные грибком. Было что-то очень печальное в этих деревьях, подумал я, в том, как послушно они приносят урожай каждое лето только для того, чтобы, никому не нужный, он почернел и сгнил на земле.

Все движения Клемента были медленными, неловкими, и ему потребовалась целая вечность, чтобы найти нужный ключ. Как только дверь была открыта, Мать протолкнулась вперед и повела всех через прихожую, где, как и прежде, пахло сигарами и жжеными спичками, а в воздухе ощущался какой-то плотный, прямо-таки осязаемый холод.

— Гостиная, салон, уборная, — перечисляла она, поворачивая ручки дверей.

Мистер и миссис Белдербосс последовали за ней через прихожую и обратно, в восторге от того, что нашли все вещи на своих местах, а также от того, что есть новые люди, которым можно все это показать, хотя мисс Банс как-то не очень стремилась заходить дальше старинных напольных часов, остановившихся навеки. Она с беспокойством смотрела, как лампочка без абажура сначала потухла, а потом снова зажглась, причем ярче, чем раньше.

— Это всего лишь ветер, — сказала Мать.

— Он раскачивает провода, — вставил Клемент. Он все еще медлил у порога.

Я только что заметил, что он носил на шее деревянное распятие. Судя по его виду, он сделал его сам — две лучины, отколотые от полена и связанные вместе бечевкой.

— Именно, — согласилась Мать, — он раскачивает провода.

Клемент поправил шапку и собрался уходить.

— Я через пару деньков принесу еще дров, — сообщил он, кивая на мешки в коридоре.

— Ты уверен, что они понадобятся, Клемент? Тут на месяц хватит, — усмехнулся отец Бернард.

Клемент нахмурился с очень серьезным видом:

— Совершенно уверен, преподобный отец. Когда ветер вдувает в трубу, тяга в секунду сжирает пламя.

— Грядет плохая погода? — спросил отец Бернард.

— Она здесь всегда плохая, — хмыкнул Клемент.

Мисс Банс натянуто улыбалась, когда он в последний раз окинул нас взглядом и закрыл за собой дверь.

— Ну, перестаньте, Джоан, — улыбнулся мистер Белдербосс, когда Клемент ушел. — Нет никаких причин беспокоиться.

И он взял девушку под руку и провел вдоль коридора с отставшими обоями и холстами с видами штормового моря в гостиную, чтобы показать ей коллекцию ценностей, оставшуюся от чучельника, — нечто, вызывавшее в нем восхищение и недоумение в равной мере. Следуя приглашению мистера Белдербосса, остальные прошли за ними — послушать, что он скажет об изящных безделушках стоимостью в несколько сотен фунтов каждая.

— А вот… — говорил он, вынимая из деревянного ящичка на подоконнике небольшую глиняную трубку. — Это интересно. Все еще можно увидеть следы от зубов на мундштуке. Смотрите!

Мистер Белдербосс протянул трубку Матери, но она нахмурилась, и он положил ее туда, где нашел, и устремился прямиком к мисс Банс, внимание которой было поглощено книжками на изящном бюро палисандрового дерева у окна.

Среди них были первое издание «Острова доктора Моро» в кожаном переплете — на нем могла бы стоять подпись Лонгфелло, — а также детская книжка-раскладушка «Златовласка и три медведя», которую мисс Банс принялась читать, осторожно переворачивая хрупкие страницы. Поздневикторианский период, определил мистер Белдербосс, примерно тогда же был достроен «Якорь».

— Его строил тип по имени Грегсон, — сообщил мистер Белдербосс. — Он был владелец хлопкопрядильной фабрики. Они все здесь этим занимались, правда, Эстер? Производили хлопок.

— Да, — отозвалась Мать. — Хлопок или лен.

— Здесь где-то есть его фотография, его и его благоверной, — улыбнулся мистер Белдербосс, оглядывая комнату. — У них ведь было семеро детей, да, Мэри? А могло быть и больше. Думаю, немногие из них дожили до пяти лет, представьте. Туберкулез и прочее. Вот почему Грегсоны строились в таких местах. Чтобы малыши выжили. Они считали, что морской воздух их вылечит.