Эндрю Хёрли: Лоуни

Я работал, не отрываясь, несколько часов подряд. Было уже три часа дня. Я ничего не ел, но не чувствовал голода. Я вообще часто теряю ощущение времени здесь, в подвале, до такой степени я могу отрешиться от мира снующих людей там, наверху. Бывало, я целыми днями не поднимал глаз от работы.

Я включил чайник, чтобы приготовить чай, и, пока вода закипала, я поднял глаза наверх, на стеклянную панель. Она светилась каким-то маслянистым светом, и я гадал, не прекратился ли снег и не выглянуло ли солнце. Но как бы там ни было, уже совсем скоро стемнеет.

Я снова сел за стол, но не успел сделать и глотка, как раздался стук в дверь. Это была не Хелен, которая пришла меня спасать. Я знал это, потому что у нее были свои ключи. Скорее всего, это был Джим, смотритель, с которым я боролся не на жизнь, а на смерть, не давая ему проникать в подвал с этими его антибактериальными спреями, полирующими мастиками и стремлением все выбрасывать. Он всегда немного грубил мне, с тех пор как я отобрал у него ключ от подвала, и бряцал оставшимися так надрывно, как будто, оставшись без полной связки, он чувствовал себя некоторым образом оскопленным.

Поймите меня правильно. Я не испытываю к нему неприязни. Я просто предпочитаю сам наводить чистоту и порядок на своем месте. Джим на самом деле понятия не имеет о системе хранения вещей. Хотя вообще-то я уважаю его. Он упрямый старый хрыч, как и я, и не уйдет домой только потому, что идет снег.

Я поставил чашку и пошел открыть дверь. Там действительно стоял Джим в коричневом плаще. На поясе у него висели ключи.

— Да?

— Посетитель к вам, — сказал он, делая шаг назад.

— Хэнни? — Я постарался, чтобы в моем голосе звучало удивление, но на самом деле я знал, что вся эта история в Стылом Кургане рано или поздно приведет его ко мне.

— Привет, братец, — сказал он, боком протискиваясь мимо Джима и пожимая мне руку.

— Я запираю в четыре, — многозначительно сказал Джим и побрел вверх по лестнице, звеня ключами.

— Что привело тебя сюда? — спросил я и махнул рукой, чтобы брат прошел к столу, пока я запирал дверь. Он был весь в снегу, на шарфе образовалась корка льда.

— Я звонил тебе на квартиру, но никто не ответил, — сказал он. — Должен признаться, я думал, что ты сегодня дома.

— У меня очень много работы, — вздохнул я.

— Ты слишком много работаешь.

— Кто бы говорил!

— Но это так и есть.

— А можно работать по-другому?

Хэнни засмеялся:

— Наверно, нет, братец.

— Чаю?

— Если найдется.

Я налил Хэнни чаю, пока он развешивал промокшую одежду на батарее.

— Тебе не слишком одиноко тут, братец? — спросил он, посмотрев на стеклянную панель.

— Отнюдь.

— Но ты действительно работаешь один?

— О, да.

— Ты говоришь это с какой-то особой убежденностью.

— Ну, была тут помощница как-то раз.

— И что же с ними произошло?

— Она не годилась.

— Для чего?

— Для детальной работы.

— Понятно.

— Это важно, Хэнни.

— Наверно.

— Не так просто оставаться целый день постоянно сосредоточенным. Тут требуется особый склад ума.

— Как у тебя.

— Очевидно, да.

Хэнни сделал глоток и придвинулся к батарее. Он посмотрел на меня, собрался что-то сказать, но передумал и вместо этого спросил:

— Как дела с доктором Бакстером?

— С Бакстером? Да хорошо, наверно.

— Он сказал в последний раз, когда я говорил я ним, что у тебя прогресс.

— Я думал, что наши встречи должны быть конфиденциальными.

— Они и есть конфиденциальные, дурень ты, — насмешливо проговорил Хэнни. — Он не приводил подробностей. Он просто сказал, что ты завернул за угол.

— Да, это то, что он думает.

— А ты?

— Не знаю.

— Ты выглядишь более счастливым.

— Правда?

— Менее встревоженным.

— Ты определил это с ходу за пять минут?

— Я же знаю тебя, братец. И я вижу все это, даже если ты этого не видишь.

— Неужели я такой прозрачный?

— Я этого не говорил. Я имею в виду, что иногда бывает трудно воспринимать что-то в самом себе.

— Например?

— Скажем, я вижу, что Бакстер помогает. И наши молитвы тоже.

— О, да. А как дела в церкви?

— Как нельзя лучше.

— Собираешь по-прежнему толпы по воскресеньям?

— Воскресеньям, понедельникам, вторникам… Бог благословил нас, братец. Мы ставим за тебя свечу каждый день.

— Это очень мило с вашей стороны.

Хэнни рассмеялся:

— Бог любит тебя, братец. Даже если ты не веришь в Него, Он верит в тебя. Все пройдет. Эта болезнь оставит тебя. Он избавит тебя от нее.