Изабель Пандазопулос - Три девушки в ярости

Я разочарован, Клео. Я представлял тебя более мятежной, непокорной, гордой и знающей, сколь многого ты заслуживаешь. Уж, наверно, лучшего, несомненно, лучшего, чем этот старый бездельник! Ты уже к нему приходила? Он познакомил тебя со своими друзьями — такими же «преподавателями»? Я ведь узнал, он несколько часов читает лекции в Музее изящных искусств.

Тебя больше не видно на наших политических сборищах. А когда объявляют стачку, ты незаметно ускользаешь неизвестно куда. А впрочем, смешно, но я уверен куда…

Да, это действительно так: я мечтаю видеть тебя с гордо поднятой головою, в первых рядах, воспламеняющей нерешительную толпу пойти за тобой следом. А ты скромна, усидчива, прилежна и уже неплохо притёрлась. Ты стоишь большего, Клео, ты достойна куда лучшего, чем такая тепличная жизнь в тени стариковских лавров!

Ты глупец, Марсель, или же жалкий провокатор, капризный сопливый кретин. Полный самодовольства — уж во всяком случае, до такой степени, чтоб полагать, будто твоё письмо наставит меня на «правильный» путь.

Ты смеешь ревновать, требовать от меня отчёта о мужчинах, с которыми я встречаюсь, тогда как сам сочиняешь длинные трактаты и часами можешь рассуждать о пользе неверности. Ты нечестен, и это ещё не самое худшее… Ты поступаешь точно так же, как все мужчины, ты высокомерно учишь, ты думаешь за меня, ты считаешь допустимым диктовать мне, с кем я должна встречаться и как себя вести, ты воображаешь себе мои мечты и тайные устремления. Ты хочешь и того и сего, ты щедро раздаёшь советы. А на самом деле ты просто преждевременно состарился, Марсель, ты патерналист и реакционер, эгоцентрик и манипулятор. Мне уже никогда не преодолеть отвращения к тому, что мне открылось… Не хочу больше тебя ни видеть, ни тем более слышать, я запрещаю тебе писать мне и разговаривать со мной.

Ты разочарован??? Вот что ты сейчас думаешь?

Пошёл к черту, Марсель Бланзи!

Я свободна.

Париж,

17 декабря 1967

Дорогая моя доченька, mein Schatz [27] Моё сокровище (нем.) . ,

ты, уже и так обидев меня кучей упрёков во всём на свете и ни в чём конкретно, несколько недель хлопаешь дверью, выкрикиваешь какую-то чепуху, а чаще всего и вовсе гнусности. Когда я пытаюсь с тобой заговорить, ты закатываешь глаза. А если стараюсь соблюдать дистанцию, испепеляешь меня инквизиторскими взглядами. И я уже не знаю, как с тобой быть, Сюзанна. Я так старалась воскресить былую близость между нами, но вижу, что ты полна ярости и она полностью тобой овладела. Да, это правда, испытание, пережитое всеми нами за этот ушедший год, далось нам тяжело, но ведь оно уже позади. А нам нужно двигаться дальше, дорогая моя девочка, смотреть в будущее, и, если задавать слишком много вопросов, это ни к чему хорошему не приведёт, а только к несчастью. Мне бы так хотелось, чтобы ты снова доверяла мне, как раньше. Мы так нуждаемся в доверии друг к другу. Мне кажется, чтобы вернуться к прежним дням, ничего особенного и не нужно. Ты так похожа сейчас на маленькую девочку, которая прибегала ко мне и ложилась рядом, свернувшись клубочком, ища поддержки. И я хочу, я нуждаюсь в том, чтобы обнять тебя, взять на ручки, и хочу, чтобы ты знала: я всегда здесь, рядом, чтобы защитить тебя. Ты по своей натуре тревожна, но я всегда знала, как рассеять твои тревоги. И вот я молю тебя снова довериться мне. Расскажи же, поделись всем, что гнетёт тебя, что волнует, что страшит. И мы с тобой вместе найдём выход, как всегда это делали.

Ты становишься пикантной, хорошенькой молодой женщиной, знаешь ли ты это, моя Сюзанна? Одновременно и отважной, и весёлой, и внезапно и порывисто хрупкой и во всём сомневающейся, а прежде всего в себе самой. Но для меня, на чьих глазах ты выросла, в этом проявляется ещё и твоя сила, твоя обострённая чувствительность и удивлённый взгляд, которым ты смотришь на мир и окружающих тебя людей.